– Именно так. А теперь посмотрите сюда. – Мисс Персехаус
протянула Эмили ярлык; на нем было написано: «Мендельс-отель, Мельбурн». –
Австралия – не Южная Африка, по крайней мере, раньше таковой не считалась.
Полагаю, это не имеет особого значения, но за что купила, за то и продаю. И еще
вот что я вам скажу. Я слышала, как миссис Уиллет называет свою дочку. Она
зовет ее «Ку-у-и-и», а это опять же характерно скорее для Австралии, чем для
Южной Африки. Подозрительно это, замечу я вам. Зачем скрывать, что вы приехали
из Австралии, если вы на самом деле оттуда?
– В самом деле странно, – сказала Эмили. – И почему это они
явились сюда зимой?
– Конечно, это ведь бросается в глаза, – согласилась мисс
Персехаус. – Вы у них уже побывали?
– Нет. Собиралась пойти сегодня. Только не представляю себе,
что я им скажу.
– О, я вам сейчас устрою предлог, – бодро сказала мисс
Персехаус. – Дайте-ка мне ручку, почтовую бумагу и конверт. Вот так. Теперь
минутку. – И после небольшой паузы она вдруг неожиданно разразилась страшным
воплем: – Ронни, Ронни, Ронни! Что он – оглох? И что это он не идет, когда его
зовут? Ронни! Ронни!
Ронни тут же примчался с кисточкой в руке.
– Что случилось, тетя Каролина?
– Что тут должно случиться? Я тебя зову, и все. Вчера у
миссис Уиллет был к чаю какой-нибудь особенный торт?
– Торт?
– Торт, сандвичи, еще что-нибудь такое? Ох и туго ты
соображаешь, мой мальчик. Ну что у вас там было к чаю?
– А, к чаю! Кофейный торт, – ответил едва пришедший в себя
Ронни. – Сандвичи с паштетом.
– Кофейный торт, – сказала мисс Персехаус. – Подойдет! – И
весело принялась писать. – Можешь идти красить, – обернулась она к Ронни. – И
нечего стоять тут с раскрытым ртом! Аденоиды тебе удалили еще в детстве, так
что причин нет.
Она написала:
«Дорогая миссис Уиллет!
Я слышала, у вас вчера к чаю подавали необыкновенно вкусный
кофейный торт. Не будете ли вы столь добры и не дадите ли мне его рецепт? Знаю,
что вы не откажете в моей просьбе, – ведь инвалиду только и разнообразия в
жизни, что полакомиться. Мисс Трефусис любезно обещала передать вам эту
записку, потому что Ронни сегодня утром занят. А какой ужас с этим беглым
каторжником?!
Искренне ваша,
Каролина Персехаус».
Она положила записку в конверт, заклеила его, надписала.
– Вот вам, моя милая. Вы, вероятно, увидите, что у дверей
околачиваются репортеры. Много их ехало в фордовском шарабане
[20]
. Так вы
спросите миссис Уиллет, скажите, что вы от меня, и тогда проберетесь вовнутрь.
Мне нет необходимости наставлять вас, чтобы вы там ничего не проморгали и
воспользовались визитом наилучшим образом.
– Вы так добры, – сказала Эмили, – так добры!
– Я помогаю тем, кто сам способен себе помочь, – сказала
мисс Персехаус. – Между прочим, вы не спросили, что я думаю о Ронни. Вероятно,
он тоже в вашем списке. По-своему он неплохой молодой человек, но до жалости
слаб. С горечью должна признаться, что за деньги он готов на что угодно.
Подумать только, что ему приходится терпеть от меня! А мозгов не хватает
понять, что он был бы мне в десять раз дороже, если бы время от времени
возражал или посылал меня ко всем чертям. Да, остается еще капитан Вайатт.
Этот, мне кажется, курит опиум. Его легко вывести из себя, и он становится
самым невыносимым в Англии человеком. Ну вот, еще что-нибудь хотите узнать?
– Вроде бы нет, – сказала Эмили. – Но то, что вы рассказали,
по-моему, заслуживает внимания.
Глава 18
Эмили посещает Ситтафорд-хаус
Весело шагая по дороге, Эмили еще раз отметила, как
изменчиво утро. Все вокруг уже окутывал туман.
«Ужасное это место для жизни – Англия, – подумала она. –
Если не снег, не дождь, не пронизывающий ветер, так туман. А если и солнышко
светит, то все равно такой холод, что зуб на зуб не попадает».
Ее размышления были нарушены довольно грубым голосом, раздавшимся
прямо над ее ухом:
– Простите, вы случайно не видели бультерьера?
Эмили вздрогнула и повернулась. Через калитку к ней
перегнулся высокий худой мужчина, темнолицый, седой, с налитыми кровью глазами.
Одной рукой он опирался на костыль и с интересом разглядывал Эмили. Она без
труда догадалась, что перед ней капитан Вайатт. Инвалид, владелец коттеджа
номер три.
– Нет, не видела, – ответила она.
– Убежала… – сказал капитан Вайатт. – Такое нежное создание
– и совершенная дура. А тут эти машины…
– Я бы не сказала, что на дороге много машин.
– Летом много шарабанов, – хмуро заметил капитан Вайатт. –
Утренняя прогулка из Экземптона за три шиллинга шесть пенсов. Подъем к
ситтафордскому маяку, что на полпути от Экземптона, чтобы слегка заправиться.
– Да, но ведь сейчас не лето, – сказала Эмили.
– Все одно. Вот только что шарабан проехал. Наверное,
репортеры отправились поглазеть на Ситтафорд-хаус.
– Вы хорошо знали капитана Тревильяна? – спросила Эмили.
По ее мнению, инцидент с бультерьером был просто предлогом,
продиктованным откровенным любопытством капитана Вайатта. Она была совершенно
уверена, что ее особа – сейчас главный предмет внимания в Ситтафорде, и не было
ничего удивительного, что капитану Вайатту, как и всем, захотелось непременно
посмотреть на нее.
– Откуда мне его хорошо знать? – сказал капитан Вайатт. – Он
продал мне этот коттедж.
– Ну да, – ободряюще сказала Эмили.
– Скряга он был, вот что, – сказал капитан Вайатт. – По
договору он должен был все сделать по вкусу покупателя. Но стоило мне рамы
шоколадного цвета оттенить лимонным, и он потребовал с меня половину стоимости.
По договору, мол, предусмотрен один цвет для всех коттеджей.
– Вы не ладили? – спросила Эмили.
– Да, мы вечно с ним скандалили, – сказал капитан. – Я и со
всеми-то вечно скандалю, – добавил он в раздумье. – В таких местах, как здесь,
приходится учить людей, чтобы тебя не беспокоили. Постоянно стучатся, заходят,
болтают. Я не против принимать гостей, когда я в настроении, но настроение
должно быть у меня, а не у них. Чего уж хорошего – ходил тут, как лорд в своем
поместье, заявлялся, когда ему вздумается! Теперь-то ко мне уж ни один черт не
сунется, – с удовлетворением заключил он.
