– Джентльмена, с которым вы ходите, мисс.
Эмили изумленно посмотрела на нее.
– Спрашивали у Тома, – продолжала миссис Эванс. – Том мне
потом и рассказал. Он все замечает, Том. Он помнил, что на багаже молодого
человека были две наклейки: одна в Эксетер и одна в Экземптон.
Невольная улыбка появилась на лице Эмили, когда она представила
себе, как Чарлз совершает преступление, чтобы отхватить свой кусок. Можно бы
даже, решила она, написать страшный рассказ на эту тему. Вместе с тем она
подивилась тщательности, с которой инспектор Нарракот проверяет каждую деталь,
к кому бы она ни относилась, как бы далека она ни была от преступления.
Инспектор, должно быть, выехал из Эксетера сразу после беседы с ней. Машина,
конечно, быстрее поезда, и потом у нее еще был ленч в Эксетере.
– Куда же отправился инспектор потом? – спросила она.
– В Ситтафорд, мисс. Том слышал, как он сказал шоферу.
– В Ситтафорд-хаус? (Брайан Пирсон, она знала это, еще
гостил там.)
– Нет, мисс, к мистеру Дюку.
Снова Дюк. Эмили чувствовала раздражение и бессилие. Опять
Дюк – этот неизвестный фактор. Нет, ей надо попытаться выяснить его прошлое, а
так ведь он для всех обычный, заурядный, приятный человек.
«Я должна увидеть его, – сказала себе Эмили. – Как только
вернусь в Ситтафорд, сразу пойду к нему».
И вот, поблагодарив миссис Эванс и сходив за ключом к
мистеру Кирквуду, она стояла теперь в прихожей «Орешников» и соображала, как же
это ей почувствовать здесь атмосферу совершения преступления.
Она медленно поднялась по лестнице и вошла в первую комнату
на втором этаже. Это, несомненно, была спальня капитана Тревильяна. Одеяла были
сложены в аккуратную кипу, ящики опустошены, в шкафу не оставалось даже такой
мелочи, как вешалки. В шкафу для обуви – пустые полки.
Эмили вздохнула, повернулась и пошла вниз. Тут была
гостиная, где лежал покойник, а в открытое окно задувал снег.
Чья рука поднялась на капитана Тревильяна? Ради чего?
Убили его, как считают все, в пять – пять двадцать. А если у
Джима сдали нервы и он солгал, а на самом деле, не дозвонившись, он заглянул в
окно и увидел дядюшку уже мертвым?.. Если бы она знала! Мистер Дакрс говорит,
что Джим придерживается своего рассказа. Да, но у него могли сдать нервы.
Нельзя быть уверенной.
Не был ли, как предполагает мистер Рикрофт, в доме еще
кто-нибудь, кто услышал ссору и воспользовался случаем?
Если да, проливает ли это свет на проблему с ботинками? Был
ли этот кто-то наверху, может быть, в спальне капитана? Эмили снова прошла
через прихожую, заглянула в столовую. Там стояли два сундука, перевязанные и
запечатанные. Сервант был пуст: серебряные кубки перекочевали в бунгало майора
Барнэби.
Она отметила, однако, что полученные в качестве приза три
новых романа, о которых Чарлз слышал от Эванса, забытые, сиротливо лежат на
стуле.
Она еще раз осмотрелась и покачала головой. Здесь ничего не
было.
Она снова пошла наверх и еще раз зашла в спальню.
Надо узнать, почему не оказалось ботинок! Пока она не сумеет
сочинить какую-нибудь удовлетворяющую ее теорию на этот счет, она не сможет их
выкинуть из головы. Ботинки вдруг словно выросли до гигантских размеров и
заслонили собой все остальное, относящееся к делу. Неужели ничто уже не может
ей помочь?
Она повытаскивала все ящики, обшарила все позади них. В
детективной истории там бы обязательно оказался клочок какой-нибудь важной
бумаги. Но, видно, в реальной жизни такого не бывает, или же инспектор Нарракот
и его люди оказались очень дотошными. Она обшарила пустые полки, ощупала края
ковра, исследовала пружины матраса. Что она ожидала тут найти, она и сама не
знала, но с упорством продолжала поиск.
А потом, когда она поднялась с коленок и разогнулась, взгляд
ее остановился на штрихе, несовместимом с образцовым порядком в комнате, – на
кучке сажи в камине.
Не спуская с нее глаз, Эмили подошла поближе. Она не
совершала никаких логических умозаключений, не рассуждала о причине и
следствии. Тут перед ней не было никаких головоломок – кучка сажи
свидетельствовала об определенном действии. И Эмили, закатав рукава, запустила
руку вверх по трубе.
Через минуту она разглядывала небрежно завернутый в газету
пакет. Еще мгновение – и газета сброшена. Перед ней недостающая пара ботинок.
«Но зачем? – спрашивала себя Эмили. – Вот они, тут, но
зачем? Зачем? Зачем?»
Ну, скажем, кто-то забрал ботинки капитана Тревильяна и
спрятал их в трубу. Зачем это сделано?
– О-о! – закричала Эмили. – Я с ума сойду!
Она осторожно поставила ботинки посреди пола и, подтащив
стул, уселась напротив. Она невольно принялась обдумывать все известные ей
факты, все детали. Она мысленно перебрала всех имеющих какое-то отношение к
драме людей.
И вдруг странная, неясная еще мысль пришла ей в голову,
начала принимать определенные очертания. И мысль эта была продиктована парой
ботинок, безмолвно стоящих перед ней на полу.
– Но если так… – сказала Эмили себе, – если так…
Она схватила ботинки и поспешила вниз. Она распахнула дверь
столовой и подошла к шкафу. Здесь хранились самые разнообразные спортивные
трофеи и спортивное снаряжение, все то, что хозяин не решился оставить в доме,
где поселились женщины. Лыжи, черепа, слоновья нога, бивни, рыболовные снасти
все еще ждали господ «Янга и Пибоди», чтобы те их умело упаковали для хранения.
Эмили нагнулась с ботинками в руках.
Через минуту она выпрямилась, раскраснелась, на лице ее
появилось скептическое выражение.
– Так вот оно что! – сказала она. – Вот оно что…
Она опустилась на стул; многого, еще очень многого она не
понимала.
Через несколько минут она поднялась на ноги и объявила:
– Я знаю, кто убил капитана Тревильяна. Только не знаю
зачем. Я еще не могу сообразить зачем. Но мне нельзя терять времени.
Она поспешила из «Орешников». Найти машину, чтобы доехать до
Ситтафорда, было делом пяти минут.
Она попросила остановиться у бунгало мистера Дюка.
Расплатившись с водителем, она пошла вверх по тропке.
Дверь ей отворил большой плотный мужчина с невозмутимым
лицом. Эмили впервые видела его.
– Мистер Дюк? – спросила она.
– Да.
