Жизнь, кажется, начинала налаживаться. Я все еще жива. Руки-ноги на месте, отмытая голова соображает, желудок вопит о пустоте, напоминая о простом и суетном. Я все время искоса поглядывала на сотовый телефон, но медлила. Оттягивала время разговора с генералом Иваном Артемьевичем, так как по-прежнему не чувствовала в себе достаточно сил и решимости.Генерала я знала хорошо. В наш дом он приедет лично. Вцепится в меня, намотает каждую жилу на крепкий профессиональный кулак и раскрутит по полной. На все.
И разговор с ним стоит подготовить детально. Определить заранее, что говорить, а о чем умолчать. Поскольку натравливать милицейского шефа на губернаторского сына – занятие куда как экстремальное. Даже учитывая, что Максим готов признать свою вину полностью, остается его папаша. Тут Иван Артемьевич окажется между молотом и наковальней: Туполевым и первым чиновником региона.
Может быть, позвонить простым ментам или договориться через Андрея?
А что это даст? Какая разница? Как только в деле засветятся две фамилии – Туполев и Мельников, – пойдут звонки наверх. К гадалке не ходи, через час после приезда бригады оперов Артемьевич уже здесь будет.
Я отложила в сторону фен, посмотрела на себя в зеркало и тяжко вздохнула. Не нравилось мне все это. После звонка в милицию вокруг этого дома и двух первых городских фамилий стольковони поднимется, что никаким пиар-сквозняком не выдуть. Отоспятся на нас писаки с полным удовольствием. Позубоскалят.
Но главный насущный вопрос – враг, затаившийся рядом, – будет решен только так. И получается, что звонить ментам мне придется. Контрразведка в этих делах уже не помощник… Тут, куда ни ткни, одна уголовщина. И думать о том, проклянет меня Назар или нет, в данной ситуации просто глупо. Врага из этого дома надо убрать, и это не вопрос индульгенции, а принцип чести. Не я заварила всю эту кашу, не я плела интриги, но страдаю тем не менее заслуженно…
Или нет?
Ведь я элементарно хотела, чтобы всем было хорошо. Банальная формулировка – всем было хорошо – наиболее точно определяет прошлые намерения. Я хотела обойтись малой кровью, без существенных потерь и потому врала.
«Ах, оставь лукавство, Софья, – вмешался пренебрежительно внутренний голос. – Ты не сказала мужу, что его единственного ребенка похитили, ты замутила жуткую интригу и теперь просто боишься покаяться».
Но я же хотела как лучше!!!
«А у твоей мамы есть в обиходе пословица: «Кошка скребет на свой хребет».
Еще раз тяжко вздохнув, я пошла на кухню и разыскала продукты в невскрытых вакуумных упаковках. Прогрессирующая паранойя заставила меня придирчиво осмотреть бутылку с минеральной водой – нет ли в ней дырочки, не добавили внутрь яду – и только после этого напиться. От врага, что спокойно путешествует по моему дому и наводит в нем порядок, можно ожидать любой пакости, вплоть до смазанных ядом кружек. И воду я пила из горлышка только что открытой бутылки.
«Докатилась, Сонька, – гуляли в голове мрачные мысли, – в собственном доме боишься посудой пользоваться».
Перекусив плотно, но на скорую руку, я подошла к окну и увидела, как к нашему крыльцу марширует троица уволенных охранников. Их конвоировал Сережа Ольховский, и выглядели парни не виноватыми, а обиженными.
«Начина-а-а-ается, – с ноткой раздражения подумала я. – Сейчас начнут умолять и оправдываться. А скажите мне на милость, кто Визиря и Герцога на всю ночь в вольере оставил?! Почему собаки не бегали по поместью, как положено?! А?»
Пройдя гостиную и холл, я распахнула входную дверь и, вздернув подбородок, бросила Ольховскому:
– Ну?
– Софья Николаевна, ребята поговорить с вами хотят, – изображая виноватое смущение, начал Сергей. – Выслушайте их, пожалуйста.
– Хорошо, – не стала притворяться абсолютной стервой я. – Поговорим. Заходите по одному. – И, повернувшись спиной, вошла в гостиную и села в кресло. Как настоящая хозяйка – нога на ногу, пусть сразу знают, кто здесь главный. – Закройте дверь, – приказала вошедшему Александру, судя по всему, начальнику вчерашней смены, – и идите сюда.
Саша перестал топтаться на коврике у порога, прошел вперед и начал с главного:
– Софья Николаевна, у меня семья, маленький ребенок. Я не могу потерять работу. – Я молчала. – Скажите хотя бы, за что нас увольняют?!
– Вы вчера спали? – спокойно спросила я, хотя эта невозмутимость давалась мне с трудом.
– Нет!! – выкрикнул охранник.
– Визиря и Герцога выпускали из вольера?
– Да! Как обычно, после двух часов ночи!
– Собак кормили?
– Да. Но не мы, их Петя Борисов кормит. Кинолог.
– Понятно. Кто ладит с собаками лучше всех из вашей троицы?
– Да все, – удивился Саша. – Мы же с ними по очереди обход делаем. Каждый час.
– По двое?
– Да. Один в одну сторону идет вдоль забора, второй в другую, третий на пульте остается.
– Понятно, – кивнула я. – И ты утверждаешь, что ни один из вас даже глаз не сомкнул? Вы не спали по очереди?
– Нет! Это запрещено! Мы каждый час делаем обход территории и следим за наружными мониторами!
– Но ведь кто-то же проник в мой дом.
На последнее утверждение старший из смены охранников не мог ничего ответить. Пожалуй, он мог бы покрутить пальцем у виска и поинтересоваться моим психическим здоровьем. Но остерегся.
– Что вы вчера ели и пили?
– Как обычно, – пожал плечами Александр. – Принесли из кухни бутерброды и два термоса с чаем… Нам их повар готовит…
– И все? Поели, попили и не спали?
– Да!
– Позови следующего, – приказала я и поменяла позу. Переложила ногу на ногу в другом порядке.
– Так нас… уволят? – тихо спросил парень.
– Иди. Пусть зайдет следующий.
Беседа со вторым охранником прошла практически под копирку: ничего не видел, не слышал, не спал.
А вот третий паренек – новенький, Дима Ремизов, как он представился, – поведал мне много интересного. Вначале он тоже упирался и верноподданнически пучил глаза, потом, когда я уже потеряла надежду и терпение, опустил голову вниз и не виновато, а обескураженно пробормотал:
– А ведь знаете, была одна странность… Чай остыл.
– В смысле? – не очень поняла я.
– Ну, понимаете, я люблю очень горячий чай. Налил в кружку, отпил немного, глядь, а она уже совсем холодная.
– Как это? – сев прямо, прищурилась я. – Ты горячий чай наливал или прохладный?
– Горячий. Кипяток, – обретая уверенность, кивнул Дима. – Пар шел.
– А потом? – напряглась я.
– А потом он остыл. Я протянул руку, взял чашку осторожно, дотронулся губой: а чай-то холодный! Совсем.
