– Оставь рыбаков в покое! – пыталась настаивать я. – Чем они тебе мешают?!
– Река большая. Рыбы в ней много. Пусть ловят в другом месте, – мрачно отвечал Назар, и мне казалось, что вылечить полученную за четыре года игр с киллером Самоедом паранойю не удастся никогда. Порой эта болезнь приобретала совсем неприличные очертания. Как в случае с теми же рыбаками…
И что будет, когда человек-топор узнает о похищении единственного ребенка, узнает, что на его семью покусился какой-то «рогоносец», даже представить страшно. Это в вопросах бизнеса Назар бывает рассудителен и нетороплив, в вопросах же семьи и личной безопасности он просто сатанеет (!) при любом намеке на опасность.
И опасность эта – реальна. Покушение произошло, и я не имею права скрывать от мужа правду.
Но терпит ли эта правда три дня? Скорее нет, чем да. Назар должен все знать. Звонить ему на работу я не буду, пуганая ворона куста боится, надо дождаться его возвращения с работы и поговорить с глазу на глаз, без посредства телефонных линий, кои могут прослушать.
Приняв тяжелейшее решение, плюнув на все обещания – и «рогоносцу», и подполковнику из контрразведки, – я встала и направилась к дому. Если бы вопрос касался только моей безопасности, я бы, без сомнения, согласилась ждать три дня. Но Тимофей! Мои близкие! Я не имела права рисковать их жизнью. Подполковник Огурцов вычислит мерзавца, Туполев получит право его наказать. (Надеюсь – не по закону гор.)
Клятвы, данные под давлением, не многого стоят, тут грех не большой. Попрошу Туполева быть осторожным и рассудительным и умою руки…
А если ни подполковник, ни Туполев не вычислят врага?! Если тот останется в тени и станет мстить?!
Мне что, всю жизнь за маму, сестру, отчима и всех Туполевых переживать?!
О Боже, дай мне силы и разумения! Направь и образумь!
Поднимаясь по прибрежному склону к калитке в железной ограде, я споткнулась о едва заметный стык каменных плиток и подумала: «А если все-таки любовница?!»
В саду под старыми деревьями сидели Ирина Яковлевна и Раечка. Дамы устроились за широким деревянным столом на лавках, Раиса Игнатьевна читала вслух газету, свекровь – не выносящая очков на своем носу – внимала.
«Тимофей спит?» – удивилась я и, постаравшись не попасться на глаза двум воплощениям укора, проскользнула к дому Ульяны. Теплому, светлому и необыкновенно уютному. Прошла по небольшому холлу и, услышав доносящиеся со второго этажа голоса, поднялась наверх.
Ульяна и Тимофей сидели на толстом ковре в детской и составляли из кубиков стену игрушечного дома.
– Привет, – тихо поздоровалась я. – Тебя уже отпустили?
– Привет, – улыбнулась девушка и посмотрела на меня светлыми до прозрачности, широко распахнутыми голубыми глазами.
Ульяна у нас – красотка. Тонко-костная, с длинными ногами и хорошей грудью. Густые льняные волосы она убирала в косу, и если не наносила макияж, то в свои двадцать девять лет выглядела практически школьницей. Называть ее женщиной просто язык не поворачивался. Тяжелая жизнь совершенно не наложила на нее отметин, не избороздила морщинами гладкий лоб, не втянула губы в щучью пасть. Ульяна всегда была ровно приветливой и… естественной, что ли.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо, – просто ответила Тимофеева мама.
– Какой диагноз?
– Отравление, – отмахнулась она. – Надо было еще дома промывание сделать и никуда не ездить.
В голове моей тихо затренькал будильник интуиции, в усталых мозгах вновь заворочались, проснулись мысли и без всяких приказаний двинулись в нужном направлении. В сторону расследования.
Я села, подогнув ноги, рядом с домиком из кубиков и задала вопрос:
– А что ты вчера ела? Чем могла отравиться?
Ульяна приподняла в недоумении худенькие плечи:
– Сама удивляюсь. Ела суп. Вместе с Тимофеем. Потом… доела его овощное пюре из баночки…
– Доела? – перебила я. – А банка давно открытая стояла?
– В том-то и дело, что нет! Я ее только вчера открыла, Тиме вкус не понравился, и я доела ее сама.
– А потом? Что ты ела потом?
– Не потом, – потупилась девушка, – а до этого. В городе ела шаурму.
– Ты ездила в город? Когда?
– Днем. Часа в четыре. Как думаешь, могла я отравиться плохим мясом и почувствовать это семь часов спустя?
– Не знаю. – Я покачала головой. – Сомнительно. А суп? Ты ела свежий суп?
– Конечно! – уже немного раздраженно ответила Ульяна. – Я и Тимофей. Куриный суп со… Ой, Софья, я себе сметаны положила, а Тимофею нет!
– Надо эту сметану отдать на экспертизу, – безапелляционно заявила я.
– Зачем? – Тонкие брови Ульяны взлетели почти до роста линии волос. – Выбросить, и все.
Я прикусила язык, взяла кубик и возвела недостающий угол, как оказалось, гаража для крохотной пожарной машины.
И Тимофей разозлился – ему не нужна была помощь, – развалил гараж шлепками ладоней.
– Тима, Тима, тише, – забормотала Ульяна, – Соня хотела тебе помочь…
Я пересела подальше от кубиков, взяла плюшевую собачку и, покручивая ее в руках, потупилась:
– Ульяна… мне надо кое-что тебе рассказать… Не знаю, как начать…
– Не надо, Софья, – мягко перебила меня отставная любовница моего мужа. – Ирина Яковлевна мне все рассказала…
«Кто бы сомневался!»
– Я не хотела ничего…
– Прошу тебя, Софья! – чуть повысила голос Ульяна. – Не надо никаких объяснений! Все в порядке.
Порой добродушие этой молодой женщины сводило меня с ума своим совершенством. Просто приканчивало и разоружало.
Почти не веря в такую искренность, я подняла на нее глаза, Ульяна только закусила губу и помотала головой – молчи, молчи.
И как Назар мог променять такую женщину на ураган в юбке?!
– Спасибо, – пробормотала я.
– Не за что, – прозрачно улыбнулась Ульяна и перевела разговор: – Вы сегодня идете на презентацию отеля?
Я пожала плечами:
– Идем, наверное.
И девушка тут же вскочила на ноги и всплеснула руками:
– А прическа?! Ты вызвала парикмахера или записалась в салон?
– Нет. – Совершенно забыв, я пропустила час приема у одного из лучших стилистов нашего города. Не до причесок мне сегодня было. Я устраняла последствия тектонических сдвигов на Среднерусской возвышенности.
– Ну как же так, – огорчилась Ульяна и тут же встрепенулась. – А ну-ка, давай садись на пуф, я мигом тебя причешу!
Бог мой. Ей донесли «добрые люди», что я беспечно оставила ребенка без присмотра возле воды. А она – давай садись, я буду делать тебя красивой.
