– Не надо, – отрезала я. – Как погиб Алеша Сидоров?
– Его забили насмерть.
Думаю, этой формулировкой подполковник Огурцов хотел нагнать на меня жути. Сделать покладистой, послушной и заставить изменить решение. И в чем-то результата он добился, мне стало так страшно, что мороз прогнал по спине взвод крупнокалиберных мурашек, я перешла на шепот и спросила в трубку:
– Курьер забил?
– Алешу нашли в кустах невдалеке от той тропинки. Она огибает порт и идет к пивному ларьку. Там всякий сброд собирается, точка криминогенная, милиция постоянно на рейды выезжает… Так что сейчас только идут поиски возможных свидетелей…
– Так это вообще могла быть случайность! Алексей мог на каких-то отморозков нарваться!
– Нет. Это практически исключено. И потому я вновь взываю к вашему благоразумию.
– Подождите, Михаил Николаевич! Алешу ограбили?
– Да.
– Удостоверение нашли?
– Оно осталось в каюте Алексея.
Я стремительно провентилировала, прогнала в голове новую информацию и молитвенно сказала трубке:
– Михаил Николаевич, прошу вас, я понимаю, что, разговаривая со мной, вы нарушаете корпоративные установки, но, тем не менее, прошу: ответьте, пожалуйста, на один мой вопрос. Только – один!
Подполковник отозвался не сразу. Сначала повздыхал, посопел и только после сказал:
– Хорошо. Что вы там еще придумали?
– Ничего особенного. Как вы думаете, Михаил Николаевич, груз все еще на корабле?
Секунд на десять мой вопрос повис в воздухе. Растянулся по сотовым каналам на километры, прошел по точкам соединения и вернулся кратким ответом:
– Да.
С моего языка срывались, летели в бой вопросы: «А от чего такая уверенность? А не убили ли Алексея Сидорова потому, что он застал курьера в момент передачи груза по цепочке?» Но я молчала. Молчала и думала.
– Софья Николаевна, алло?
– Да, Михаил Николаевич.
– О чем задумались?
– О том, что, вероятнее всего, Алеша Сидоров застал курьера в момент передачи или консервации груза. Иначе его не убили бы. Насколько мне известно, передача груза и любой личный контакт разведчиков – самые тонкие моменты в ваших операциях…
Я выполнила обещание и не задала второго вопроса. Но мои слова и так слишком многоеспросили у подполковника.
– Вы слишком много читаете детективной литературы, – вздохнул он.
– Не только, – отозвалась я. – Я еще и думать умею.
– Умеете, – без всякой радости согласился Огурцов.
– А пофантазировать можно?
– Попробуйте.
Почему Михаил Николаевич согласился выслушивать мои фантазии, осталось для меня загадкой. Может быть, его интересовал ход мысли дилетанта? Или он диссертацию на тему «Разведка и общество» пишет? Но как бы там ни было, приступила я с воодушевлением. Заставила себя на пару минут забыть об Алеше Сидорове – погрущу, когда с подполковником закончу, – и начала так:
– Михаил Николаевич, на моих глазах, в моем присутствии Андрей Павлович дал команду по селектору «подготовить на выезд группу с кинологами». Я не буду вас спрашивать, что нашли собаки в тех кустах, но позволю себе предположить. Если вы уверены, что груз все еще находится на корабле, то собаки, скорее всего, нашли в тех кустах тайник. Пустой. Поскольку, если «клетчатый» пытался передать груз другому человеку лично в руки, вы бы об этом сейчас не знали и на мой единственный вопрос так категорично не ответили бы. То есть собаки нашли в кустах либо, простите, труп, либо… пустой тайник для передачи груза, – то ли утверждая, то ли спрашивая, закончила я, стараясь, немного схитрив, быть твердой.
– Софья Николаевна, вам лучше сойти на берег.
«Умные долго не живут», – прозвучало в интонации подполковника. Примерно полтора года назад я уже слышала эту фразу. Так говорил мне Самоед. Но я жива. А он – мертв.
– Михаил Николаевич, дядя Миша, никуда я не сойду. Но буду вести себя осторожно.
– Обещаете?
– Обещаю. Я же не самоубийца.
– Надеюсь, – пробормотал подполковник и, подумав несколько секунд, добавил: – На всякий случай, Софья. Давайте-ка придумаем для вас какую-нибудь кодовую фразу. Экстренный сигнал, когда вы не можете говорить долго или открыто. SOS. Понятно?
– Угу. Если курьер рядом и я об этом знаю, то скажу… «Бабушка приехала».
– Почему бабушка? – поинтересовался Огурцов.
– Потому что я люблю фильм «В августе сорок четвертого», а вы мой «дядя Миша».
– Разумно, – согласился подполковник. – Тогда – «бабушка приехала». В любое время. Этот телефон всегда при мне. Звоните.
Мы нежно попрощались, я выключила воду и вышла из санузла.
Очень вовремя, надо сказать, вышла, так как в мою каюту уже заходил зевающий Туполев с предложением:
– Давай не пойдем сегодня в ресторан? Поужинаем здесь, я по тебе соскучился.
Сказал, и все шпионско-разведывательные мероприятия улетели из моей головы, как канарейки из раскрытой клетки. Я прочирикала какую-то ликующе-признательную чепуху – за все время турне только два вечера вместе! – и кинулась висеть на любимой шее.
(И какие после этого, спрашивается, из влюбленных девушек шпионы? Бесценный только намекнул «не ходи, Соня, в разведку, давай тихонько дома посидим». И все мероприятия свернуты, планы перечеркнуты, а в голове один туман, туман. Глупо-примитивный и нежный, как рюшечки-оборочки на ночной рубашке.)
В три часа ночи на моей прикроватной тумбе тихо завибрировал сотовый телефон, включенный на режим будильника. Я сонно протянула руку, накрыла мобильник пальцами и нащупала кнопку отключения.
– Пора, Соня, вставать. Пора оставлять яркое сновидение, в котором я гуляла по заграничному бельевому бутику, покупала о-о-офигенный бюстгальтер и никак не могла разыскать в сумочке кошелек. А когда разыскала, то не обнаружила в нем денег и сгорела от стыда под надменными взглядами продавщиц.
– Пора, Соня, пора. Труба зовет. Караулы спят. Тебя ждет разведка. Не боем, слава богу.
Позевывая и ежась больше от нервов, чем от недосыпа, я натянула на себя черный спортивный костюм в обтяжку – Туполев очень его любил, говорил, что в нем у меня очаровательнаяпопка, – надела тихие тапочки на резиновом ходу и пошла к двери. Приоткрыла ее немного и прислушалась.
Тихо. Только мерный храп Назара Савельевича доносится из соседней каюты, но это не страшно, поскольку за спиной.
Я отважно открыла дверь шире, высунула нос в коридор и убедилась, что и спереди меня не ждет ничего особенно жуткого. Только длинный коридор в приглушенном ночном освещении и тишина. Плеск волн остался в каюте, едва я закрыла за собой дверь, и даже мерный гул двигателей «Девушки» не тревожил уши и душу неопытного диверсанта.
