Вставая, я потрепала его по плечу и чуть ли не бегом бросилась вон из бара. И фиг с ними, что подумают обо мне два мужика за спиной, у меня родилась идея! И воплощать ее следовало немедленно.
Добежав до моего коридора, я затормозила лишь на секунду. Споткнулась. И сделала себе внушение: «Не трусь, Сонька! Ни один шпион два часа в коридоре не просидит!» И побежала дальше так стремительно, что чуть не проскочила дверь собственной каюты.
Держа магнитный ключ в руке, на всякий случай набрала для крика воздуха в легкие и резко распахнула дверь. Дверь громко ударилась о стену, я не менее громко сказала:
– Леонид Аристархович, подождите меня, пожалуйста. Я быстро.
Этим хитроумным текстом я попыталась предотвратить возможную встречу тяжелой пепельницы с моим затылком. Как ни крути, но шпион мог прятаться и в платьевом шкафу.
Но ни за дверью, ни под кроватью, ни в шкафу, ни в ванной никто не прятался. Я быстро заперла дверь, проверила прочность замков на туполевскую половину и села к компьютеру.
Через десять минут на информационном стенде возле конференц-зала повисло объявление. На белом листе формата А4 жирными буквами чернели слова: «Всем, всем, всем! Бабушка приехала! Какая радость!»
Ничего более идиотского вообразить было невозможно. Через несколько часов весть о сумасшедшем объявлении разлетится по всему кораблю. От трюма до капитанского мостика и пассажирских кают. Бизнес-тусовка увидит его, выходя из конференц-зала. Экипажу известие доставят уборщицы, пришедшие в этот же зал навести порядок – почистить пепельницы, убрать ненужную исписанную бумагу, проветрить прокуренное помещение.
И я голову могла дать на отсечение – человек, который поддерживает связь с подполковником Огурцовым, сообщает ему обо всех нелепицах, курьезах и глупостях. Он держит глаза и уши открытыми, и он, этот человек, должен быть. Что бы там ни ворчал очкастый Андрей Палыч, что бы ни выдумывал. Человек на судне есть. И о странном объявлении он сообщит. Поскольку, даже учитывая предположение, что разведка лишила его доверия, вряд ли он об этом знает. Такие вещи не передают приказами, не озвучивают. Агент продолжает состоять на связи.
…Я полюбовалась моей работой и нашла ее отменной.
Сначала, как мне предполагалось, эту бумажку задумают снять.
Но… на данном стенде постоянно появлялись бизнес-информация, чьи-то предложения и контакты. (Пару раз пассажиров с днем рождения поздравляли.) Так что стенд этот не предмет интерьера, он реально работал. И прежде чем снять с него что-то, народ начнет совещаться. Пойдет к капитану, Лексеич крепко почешет в затылке и, думаю, попросит повременить, так как никакой нецензурщины объявление в себе не содержит.
Да и, в конце концов, пусть. Пусть снимают! Главное, чтоб заметили, начали советоваться и фраза «Бабушка приехала» ушла в народ.
С чувством выполненного долга я умчалась прочь от доски объявлений, похвалила себя за находчивость и порадовалась, что никто за расклейкой объявления меня не застал. Выскочила на палубу, добежала до носа «Девушки» и едва, на радостях, не раскинула руки навстречу ветру. Как в фильме. Пусть ветер сдует с меня напряжение, унесет за корму тяжкие мысли и дует, дует, дует!
Только без повышения температуры тела. Вечером, как мне думалось, Софье Ивановой предстоит встреча с товарищем подполковником. Ну не может матерый контрразведчик не догадаться о назначении объявления! Не может не понять, что я ищу связь! Немедленно. Срочно. Быстро. Моя бабушка уже здесь, уже едет на этом корабле и взывает о помощи!
Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить эту помощь!
За обедом, к удивлению Туполева, я была оживлена и болтлива без меры. Ощущение упавшего с плеч груза давало эйфорию и чувство полета.
Туполев к моему воспарению отнесся двояко. Во-первых, его радовало, что я перестала печалиться о пропавшем мобильнике, но, во-вторых, в переговорах с китайцами произошел затор, и моя беспечность действовала на нервы.
– Не пойму я этих азиатов, – грустно ковыряясь в салате, сетовал милый. – Ни одного слова напрямую.
– Представь, – склонилась я над столом, – как их бедная Европа понимает. Мы же как-никак эти… «Да, скифы мы, да, азиаты мы, с раскосыми и жадными очами…»
– При чем тут очи? – набычился Назар.
– При том, что Блок. Не читал?
Признаваться в невежестве господин олигарх не любил. Он положил в рот дольку огурца и смачно захрустел.
Вторую, послеобеденную часть дня я безмятежно провела в шезлонге на носу «Девушки». Туполев перетирал что-то со своими китайцами, и, кроме меня, в шезлонгах загорали только три попугаихи в красочных парео. Я чувствовала себя отлично под их легкокрылой защитой и даже отвлеченно почитывала Агату Кристи. Девицы что-то щебетали о женихах – а в присутствии потенциальных жертв, однако, об экзистенциализме, негодницы, щебечут, – солнышко лениво пробиралось сквозь тучки, и было совсем не жарко. Синусоида моего настроения неуклонно поднималась вверх. Утро данная кривая начала на абсолютно замороженном нуле, сейчас, если одну из шкал перевести на десятибалльную основу, настроение болталось между тройкой и четверкой. Что, согласитесь, после пустоты вакуумного холода дает надежду. К полуночи я таки доберусь до наивысшей отметки. Отдам подполковнику груз, спасу родимое государство и напьюсь до комы. Мы все же как-никак не совсем азиаты и нервы лечим не медитацией, а качественно наоборот: баней, пьянкой, пляской.
Иногда мордобой от нервов шибко помогает. У нас, у скифов, без него редкая свадьба обходится.
В шесть часов вечера я постучала в каюту Галины Федоровны. Получила свою косметичку, сердечно попрощалась и со всей возможной прытью понеслась к каюте номер четыре. Торопилась очень. Пока заново не снесло от страха башню и приступ паранойи не заставил подозревать в шпионаже всех-всех-всех. Начиная с капитана и китайского министра, заканчивая штатной уборщицей и вечно пьяным менеджером-нефтяником. Вместе с косметичкой в мои руки перешли дрожь, волнение и повторное желание швырнуть пемолюкс в набежавшую волну. Я неслась к Марченко и уговаривала себя быть рассудительной: «Это Инесса навела тебя на шкаф. Макс брил щетину из-за фурункула. Они простые питерские бизнесмены…»
Простые питерские бизнесмены взяли из моих рук бомбу и ничтоже сумняшеся пихнули ее на верхнюю полку платьевого отделения шкафа, где уже лежали две шляпки и панамка Инессы Львовны. Максим Сергеевич поинтересовался, собираюсь ли я на День города, его супруга предложила составить им компанию (попутно секретно прошептала, что «сфоткать» Тараса пока не удалось), я мило чирикнула – мы с Туполевым еще не решили, – и рысью кинулась в свою каюту.
Назар Савельевич сидел за компьютером в своей каюте спиной к двери. Я постояла немного возле, посмотрела, как любимый ведет переписку со своим виртуальным офисом – отдает приказы и рекомендации, – и тихо вклинилась в рабочий процесс словами:
– Ты на берег пойдешь?
