Я не позволила себе при разведчиках краснеть от стыда и мотать на кулак сопли; не била себя в грудь – простите, дяденьки! – я притворилась стойкой, оглядчивой и рассудительной, я исправляла реноме… А в груди выла и рыдала униженная совесть.
Как я могла так опростоволоситься?!
Зачем залезла туда, куда не просили?! Как могла посчитать себя умнее других, изображать из себя ищейку и в конце элементарно нагадить?! От души. По-крупному.
Дура, истеричка, выдумщица, узды на меня нет.
Или вожжей.
Мужики тихо, на цыпочках, вели «алхимика», даже позволили курьеру уйти, только бы он не обнаружил слежку, а я решила – они болваны.
А я умная.
Я стояла под хлесткими струями воды и просто корчилась от унижения. Умывала совесть ядовитыми издевками и хлестала душу пощечинами: «Поделом тебе, поделом! Со свиным рылом в калашный ряд не суйся! Мата Хари недоделанная! Обрадовалась – раскусила… Сиди теперь вся в шпионах…»
Так стыдно мне еще никогда не было. Нет ничего гаже ощущения, что ты крупно, со всем старанием нагадила хорошим людям. Добрейший Михаил Николаевич – разведчик и человек – прятал от меня презрение, но он был прав: таких, как я, мало презирать, их… Не знаю. Сажать, что ли?! Чтоб не путались и не гадили!
Исхлестав себя упреками и струями, я выключила воду и внутренний монолог, обернулась полотенцем и вышла из ванной. Спать не хотелось совершенно. Хотелось выполнить программу хотя бы по минимуму – напиться до комы, и пусть синусоида замерзнет на точке из кубика льда в бокале виски.
Я открыла мини-бар, села перед ним на корточки и какое-то время рассматривала разнокалиберную и разномастную шеренгу бутылок. Бар был выполнен в русском сюрреалистическом стиле: никаких мелких штрихов в виде мензурок с пробниками. Только крупные мазки: 0,3; 0,5; 0,7. Водка, виски, джин, текила, шампанское и пара бутылей с минералкой, с тоником. (Коньяк стоял у Туполева в персональном серванте.) Потом приоткрыла небольшую нишу-полочку на стенке холодильника и там наконец увидела Европу. Десяток бутылюшечек ростом с мальчика-с-пальчика. Достала мензурку с мартини – негоже разведчику вусмерть напиваться в первый рабочий день, – уже свинтила ей головку, как вдруг подумала: «Какого черта? Пить в одиночестве – дурной тон».
Подсушила голову феном, мазнула по губам карандашом и в прикиде «ниндзя с очаровательной попкой» пошла в люди. Забить голову впечатлениями, развеять тоску и вспомнить нормальную довоенную жизнь. А то не исключен факт, буду метаться по каюте, как избитая на арене тигрица, и рвать на себе волосы, душу и нервы в клочья.
Делать «на людях» мне было совершенно нечего. Добрейший Михаил Николаевич попросил своих бойцов невидимого фронта даже вывесить объявление об обмене на информационный стенд. (Кстати сказать, из тех же заботливых рук мне еще и мобильник перепал. «Хороший, надежный аппарат», – многозначительно произнес отец всех контрразведок и не добавил, когда этот аппарат нужно вернуть в закрома Родины.)
Так что диверсионная вылазка на верхнюю палубу имела исключительно прикладные, человеческие мотивы: отвлечься, забыться, чокнуться рюмкой хотя бы с барменом.
И для этих целей я выбрала бар возле ресторана. Китайцев в нем сегодня не было. Местная диаспора встретила земляков и прямо с губернаторского приема увезла их на личныйприватный праздник города по-китайски.
Думаю, на нем будут бумажные фонарики, утка по-пекински, деревянные палочки вместо вилок и куча крошечных тарелочек с разносолами.
Потряхивая влажными, рассыпанными по плечам волосами, я рассеянно добрела до стеклянных дверей и с тем же рассеянным удивлением подумала: «Не страшно. Совсем не страшно. Хожу и даже за спину не поглядываю… Надо же, какой странный кульбит подсознание выделывает».
Видать, отбоялась уже свое. Привыкла.
…В полутемном помещении бара тихо играла музыка, рыжий веснушчатый бармен сосредоточенно полировал тряпочкой бокалы, за двумя столиками сидели парочки: мистер Гримсби с Наташей-переводчицей и Тарас со своей попугаихой.
Ты посмотри, как все сложилось, отвлеченно подумала я. Все подозреваемые в сборе. Сидят, Тарас рассеянно ласкает пальцы Стеллы, Наташа каким-то слепым волшебным взглядом смотрит на Эндрю и, кажется, не слушает его, а впитывает. Я села на высокий табурет у стойки и заказала себе пятьдесят грамм виски без льда и тоника. Посмотрела, как бармен колдует над бокалом и бутылкой – даже примитивные пятьдесят грамм не наливает, а священнодействует с элементами цирковых упражнений, – получила виски и отпила добрый глоток тепловатого, густого напитка.
Виски огненным шаром прокатился до желудка и расцвел там пылающим букетом. Жар, окатив все тело, понемногу растопил кусочек льда, застрявший в районе сердца.
– Повторите, – обратилась я к бармену и, осмелев, закинула подбородок на левое плечо.
Парочки увлеченно ворковали, Стелла хихикала, Наташа покусывала нижнюю губу и смущенно морщила миленький носик.
Два подозреваемых павиана лихо окучивали девчушек и исследовали рамки дозволенного: Эндрю уже теребил пальцы переводчицы, рука Тараса лежала на колене фитнес-леди.
Развлекается народ. Удрал с пьяной полит-тусовки и, кажется, планомерно подбирается к постелям.
Красота!
Я хмуро допила второй бокал, кивнула бармену и, как старая усталая кляча, сползла с насеста. (Хотя какая тут связь – насест и кляча? Клячи ползают по стойлу, а с насестов несушки свой зад стаскивают…) И потащилась в каюту. Программа-минимум не была выполнена даже на четверть.
Утром на объявлении «Меняю бытовую химию на сотовые телефоны» появилась приписка «Согласны, оставьте координаты». Я без всякой радости ознакомилась с предложением и подумала, что тот, на кого было рассчитано послание, таких приписок не оставит. Он четко знает, кто и какой мобильник ищет – сам за ним в мою каюту лазил, – и никаких координат ему не требуется.
Так что относительно «согласны» это наверняка китайцы расстарались. Сотовые телефоны – их делянка.
Прочитав остальные объявления и не найдя в них ничего загадочного и двусмысленного, я понуро отправилась на нос «Мадемуазели». Пить кофе и докуривать лишь ночью открытую пачку «Парламента». Туполев утром получил по электронной почте какие-то исправленные бумаженции, сказал мне «прости, дорогая, дела, дела» и унесся к китайскому почти министру. (Думаю, надеялся, что тот с похмелья помягче станет. По слухам, донесенным Назару кем-то из команды, вчера китайцы сильно перевыполнили культурную программу.)
– Сегодня у нас банкет. Ты, я и четыре китайца. Отмечаем черновое подписание договора.
Я тут же села на постели, взбила пятерней слежавшуюся шевелюру и прогнала туман из головы:
– Форма парадная?
– По высшему разряду. Но учти, китайцу глазок не строить. Он мне и так уже два раза сказал: у вас очень красивая подруга, господин Туполев.
