Но пока пообещали только новый гардероб в качестве взятки. Нечто подобное мы уже проходили с мебельной мамой.
– Составь список необходимых вещей, – умасливала недавняя барыня. – Тебе все купят.
– Что вы, спасибо, не стоит, – воспитанно отнекивалась я. – Пусть лучше привезут чемодан от сестры… он собранный стоит…
– Ну что ты, Алиса! Девушке постоянно нужны какие-то мелочи! Составь список, мой секретарь все купит.
Ну что за реверансы? Оказывается, нуворишу только чуть хвост прищеми, поскреби пальчиком позолоту – и вмиг он оказывается добрейшим человеком. Какие мелочи – косметика, тампоны, носовые платки… Может, в список включить пару новых туфель? И шубу и костюм от Лагерфельда…
(Какая ты дура, Алиса! Мстишь испуганной женщине за привычную надменность!
Фу. Имей совесть.
Или это во мне говорит классовая ненависть к богатым?)
– Муслим Рахимович, – я мялась, уже стоя у двери гостиной, – не знаю, как сказать… Я чувствую свою вину за то, что не смогла уговорить Людмилу отдать чужой пузырек с инсули ном…
(Я же просто человек! Мне после исповеди необходима индульгенция.)
Полковник ФСБ встал, подошел ко мне и, глядя прямо в глаза, произнес:
– Не знаю, насколько тебя это утешит, Али са… Но Людмила, скорее всего, была приговоре на. У девушки, которую отправили в этот дом, есть примета – большое красное родимое пятно над правой лопаткой. Свидетелей, способных дать такое описание, обычно убирают. Это пятно можно скрыть под одеждой, но спрятать от соседки по комнате – вряд ли возможно.
Как ни кощунственно звучит, какую-то толику груза Муслим Рахимович с моей души снял. Взглянул сочувственно и добавил:
– Думай о том, что сейчас ты, возможно, спасаешь чью-то жизнь. Ирины Владимировны, например. А если удастся ухватиться за цепь посредников в этом деле и выйти на киллерскую группу, отомстишь за многих. Поняла?
– Да, поняла. Спасибо, Муслим Рахимович.
– Ступай, Алиса. И будь внимательна. От тебя многое зависит.
Бронированное зазеркалье для непутевой Алисы
Я жила в Непонятном Доме уже три недели. За это время мало что произошло. Я подружилась с котом и пылесосом, научилась чистить серебро и полировать антикварную мебель; вдоволь наслушалась историй и сплетен в горячей кухонной обработке и почти втянулась в размеренный ритм господского дома. Подъем в восемь утра. Неспешный плотный завтрак под бормотание Лидии Ивановны. Уборка помещений, смена постельного белья, выбивание ковров. Обед в компании прислуги, шуточки завхоза-электрика-сантехника дяди Миши, приказы Клементины – отнеси кулек заварки Капитолине Фроловне, полей цветы и оботри с них пыль. Привычная, нормальная работа для любой женщины, монотонное исполнение обязанностей; в огромном доме воздух шевелили только редкие сквозняки да еще более редкие пробежки прислуги по комнатам, где, кроме горничных, пожалуй, никто не появлялся годами.
Бесполезность уборки многочисленных помещений удручала. Зачем семье из трех человек – Ирина Владимировна, Артем и Капитолина Фроловна – двадцать восемь комнат? Пусть даже одна из келий отдана Зине, другая – Клементине. Пусть у кота Фуни есть игровая с мисками, плошками, столбиком для точки когтей, уютными домиками и игрушечными мышами. Этих самых мышей я все равно доставала из-под кресел и шкафов в гостиных, спальнях, кабинетах. И когти он предпочитал точить о диванные углы… Зачем коту отдали тридцать метров полезной площади?
Этого я не понимала долго. Пока однажды не увидела, как Фуня в совершенно собачьей манере выполняет команду «апорт». Капитолина Фроловна кидала Фуне игрушечную мышку, кот, взвиваясь в воздух, пытался зацепить ее когтями на лету, потом догонял по полу и приносил в зубах хозяйке.
Игра длилась почти полчаса. Пожалуй, я видела, как пожилой кастрированный кот занимался фитнесом в пустой тридцатиметровой комнате, где не мог сбить даже случайно вазу на пол.
Смешно, правда? Тренер из бывших прокуроров устроил зверю стадион. На двух зрителей и одного полосатого спортсмена.
Вечерами я запиралась в своей комнате, подбивала итог дня и первое время к тетрадке из скрепленных пружиной листов формата А-4 боялась даже прикоснуться. Роман, задуманный как милая любовная история, выражаясь мягко, автора подвел. Немножко предал. Предложил свою кровавую канву, извратил сюжет и начал собственное существование.
Второстепенные герои гибли. А главные существовали раздельно, не соприкасаясь. Без диалогов, развития, с редкими встречами поздним вечером у лампы под зеленым абажуром. Когда хозяйка дома засыпала, отсутствовала и уж точно не могла появиться в библиотеке.
Скучала я отчаянно. По просьбе Ирины Владимировны мне отдали пустовавшую доселе комнату. Точную копию прежней, но уже без призрака в желтых утятах по белому фону.
Горничная Вера, которая раньше работала в смене с тетей Людмилы Риммой Федоровной, теперь составляла мне пару и вроде бы была этим довольна. Когда-то – кажется, прошло сто лет – Людмила мне сказала о Вере: «Жуткая зараза». И скорее всего, повторила это со слов двоюродной родственницы, так как я ничего «заразного» в Вере не нашла, мы существовали ровно: без сучков, задоринок и стычек. Более опытная горничная щедро раздавала советы и рекомендации по рабочим вопросам, в душу не лезла, и я воспринимала ее спокойно. Не конфликтовала из-за очередности уборки санузлов и чистки лестничных перил. Я вообще всегда была несклочной.
Мы расселились по разным комнатам – Вера осталась в прежней, где жила с Риммой Федоровной, – и вечерами не наносили друг другу визитов. Я получила в полное распоряжение кровать (диван теперь служил исключительно диваном), туалетный столик и пульт от телевизора.
Через неделю начала смотреть сериалы. Точнее, тупо поглядывать. Поняв, что так дойду до точки, взялась за основное ремесло: раскрыла скрепленную пружиной тетрадь и начала заполнять ее тезисами для бестселлера, который уже потеряла надежду написать.
Перемежая письмо с чтением, потихоньку входила в новый ритм, начинала получать удовольствие от такого времяпрепровождения. Уборка дома перестала казаться удручающе нудным занятием, шагая с пылесосом или метелочкой по дому, я придумывала то, чего в реальности не существовало: пылкие диалоги и страстные объятия, секретные записки и тайные встречи, коварных обольстителей и вредных соперниц. Роман начинал выписываться, закручиваться, жить.
Но это получилось позже.
Первые несколько дней я буквально не находила себе места. Не могла вчитаться в любимую или новую книгу, не получала удовольствия от фильмов, не знала, как существовать в реальности. Плыла под чужими парусами, ловила не попутный ветер и… совершенно неожиданно скучала по Людмиле. Очень.
Мне стало не хватать того, что раньше раздражало. Беззлобная прямолинейность и простодушие, мысли вслух, от которых коробило, – Людмила спокойно проговаривала вслух все, что, простите, интеллигентный человек считает неприличным. Мне стало не хватать ее простецкой ухватистости и линейности мышления. Я никак не могла понять, почему девушка, с которой при других обстоятельствах я вряд ли сблизилась бы, занимает так много места в моих мыслях. Почему я стала разговаривать с ней…
