За менее чем час реального времени, которое я провела в обществе Вяземских, мне стало понятно только одно: Кристина влюблена. Как игривый котенок черной масти, она ластилась к Сергею, ловила его руки, взгляд и речь: заглядывала в глаза, подхватывала реплики, старалась прикоснуться. И разумом и телом. Все признаки тяжелейшей влюбленности были налицо.
Сергей принимал знаки внимания с шутливым панибратством. Приобнимал Кристину, когда та прижималась, но ни разу – я это видела – не прижался щекой к ее виску. Обнимал без нежности, но с видимой приязнью. Позволял себя любить, не будучи влюблен сам.
(Эх, мне бы со своими проблемами разобраться, а я тут за чужим романом взялась подглядывать! Доморощенный психоаналитик!..)
Но наблюдать чужой роман все же было безопасней, чем пытаться угадать по лицам: кто больше недоволен, а точнее, обескуражен появлением в семье новой фигуры в валенках с запахом нафталина, дубленке и варежках? Чей взгляд и выражение лица подарят вдруг намек, укажут истину, избавят от дальнейшей пытки…
Но я боялась встречаться взглядом с кем бы то ни было. Я протекала по поместью Вяземских, как подземная река, – не достигая основания, боясь соприкоснуться с поверхностью и получить удар: ты подмываешь наши устои!
Я уворачивалась от прямых взглядов и считала минуты, когда можно будет удрать в свою комнату.
Теперь на третьем этаже.
С Новым годом, Алиса!
Утром первого января я открыла глаза и сразу зажмурилась. Не от яркого солнечного света, пробивающего легкие голубые шторы, – от желания открыть их вновь и увидеть не шикарную спальню в бело-голубых тонах, а свою комнату в родительском доме. Полную книг, плюшевого зверья, с бежевыми в золотистых разводах занавесками и фотографиями на стенах, с которых мне улыбалась мама.
Я почувствовала себя безбилетным пассажиром, которого слепой контролер по недомыслию засунул в спальный вагон по трамвайному билету. Я ехала здесь зайцем.
На белом с позолотой стуле – или легком кресле – стояли два больших бумажных пакета. Ярко-красный и угольно-черный. В одном я нашла серебристо-сиреневый домашний костюм, в другом – мягкие домашние туфли на упругой увеличенной подошве. И записку: «С Новым годом, Алиса! Будь счастлива. Целую, Ирина Вяземская».
Как деликатно меня здесь приодели. Мне делают подарки. Не намекая на скудность гардероба.
И делают тайком. Вносят в комнату, когда я сплю. (Явно мне только сумку с вещами от сестры привезли после долгих уговоров.)
…После умывания под душем нежный шелковистый костюм лег на слегка влажное тело ласково, как дуновение. Я натянула на ноги туфельки – снова впору! – и села на угол кровати, зажав между коленями ладони.
Мой папа, когда видел меня в позе – руки между коленями, тут же начинал подозревать, что дочь где-то напроказничала. Руки между коленями – верный признак ожидаемого наказания.
Утром первого января я не ожидала наказания, но ощущения были сродни детским. Я боялась выйти из своей комнаты. И по большому счету, не знала, куда идти.
Где меня ждут?
Артем, что совершенно точно, ждал меня в секретной комнате.
Но туда нельзя.
Мое появление на кухне вряд ли вызовет взрыв радости…
Я снова позвонила папе, еще раз поздравила его с Новым годом – и долго не отпускала, слушала новости нашего городка. О себе сказала – нечего рассказывать.
Потом отправила Бармалею очередную поздравительную эсэмэску и пожелала доброго утра.
Но друг Василий, по всей видимости, крепко спал. Его не будили тревоги, не теребили душу личные контролеры, он ехал в купейном вагоне по заблаговременно купленному мамой билету…
Продолжать и дальше игры в затворничество было глупо. Когда-нибудь все равно придется выйти. Я подошла к двери и надавила на ручку.
Секунд тридцать держала ее в этом положении, пока, наконец, отважилась. Распахнула дверь и вышла в коридор, как с вышки прыгнула в воду.
Проходя мимо застекленной стены оранжереи, заметила в кущах Ирину Владимировну и Марью. Остановилась за стеклом, подняла руку – постучать и привлечь внимание, но не решилась. Женщины увлеченно что-то обсуждали и вряд ли нуждались в третьем собеседнике.
Меня они не заметили.
Я спустилась на второй этаж, в «английскую» гостиную, и увидела там Кристину. Девушка сидела в кресле и не отрываясь смотрела на сотовый телефон. Кажется, на его дисплее была фотография.
Заметив меня, Кристина положила мобильник на стол кнопочками вниз и совершенно искренне обрадовалась:
– Ну, наконец-то! Доброе утро, Алиса! Про ходи сюда, будем пить кофе. Или тебе нельзя?..
Тогда я попрошу принести тебе чай!
Дернув архаичный, но соответствующий прочей обстановке шнурок за своей спиной, девушка вызвала прислугу. Тихонько щелкнул спрятанный за шторой динамик – дань нынешнему времени, – и в комнате раздался голос Риммы Федоровны.
– Слушаю, – сказала старшая горничная.
– Принесите, пожалуйста, зеленого чаю. И… – шепотом обратилась она ко мне, – пирожные будешь или бутерброды?
Пирожные стоят уже готовые, прикинула я автоматически, бутерброды девчонкам еще резать.
– Пирожные, – сказала я быстро.
Когда Римма Федоровна вкатила в гостиную сервировочный столик, я стояла лицом к окну. Встречать коллегу, по-господски развалившись в кресле, было совершенно немыслимо! Если бы не беспрестанная болтовня Кристины, я бы вообще прошмыгнула в кабинет или вовсе отказалась от завтрака. Стремительная, за одну ночь, рокировка – пешка шагнула на королевское место – еще долго будет обсуждаться на кухне. И вряд ли с одобрением.
(Боже, дай мне силы пережить все это! Когда выяснится правда, приду на кухню и оберну все шуткой! Розыгрышем!)
– Я сама только недавно встала, – болтала
Кристина. – И стала искать компанию для завтрака. Папа и мама повезли бабулю кататься на санках. Точнее, на санях. У них традиция такая – каждый год первого января папа возит бабулю и маму кататься на тройке с бубенцами по лесу.
Здорово, правда? – Вопрос не требовал ответа, я даже не кивнула. Стояла у окна и прислушивалась, когда раздастся дребезжание других «бубенцов». Подъезжающих на сервировочном столике чашек и блюдец. – А Сережка, злодей, спит! Та кое утро, настоящая зима, а не прошлогодняя слякоть, а он спит!
За моей спиной прозвенели «бубенцы» – Римма Федоровна была рядом.
– Спасибо, дальше мы сами. – Догадливая
Кристина позволила горничной довезти столик только до середины комнаты. Встала из кресла и самостоятельно докатила его до стола.
И кстати, во всем остальном Кристина тоже оказалась девушкой догадливой. Болтая без умолку, она затирала мою неловкость и исподволь, мягко втягивала в беседу. Как радушная хозяйка, предлагала самые симпатичные пирожные, не забывала подливать чай, но чего бы ни коснулся разговор, каждый раз постоянно он сползал к… Сергею.
