– Хорошо, спасибо, – кивнул Трофимов.
– Ася вас проводит, – смягчился доктор, нажал кнопку селекторной связи, и через минуту на пороге кабинета появилась улыбчивая администраторша. «Наверное, у них роман, – невзначай подумал Веня, заметив пару коротких многообещающих взглядов, которыми обменялись доктор и администраторша Ася. – А у меня – жена Эльза», – дополнил свою мысль Трофимов и вышел за дверь. Обещать было легко. Давнее преступление Веню мало волновало. Заботливый доктор Баринова был не в курсе, что нежный мальчик с хрупкой психикой и нахальным погоняло Бес причастен к другому, не менее кровавому преступлению, которое отчего-то перекликалось с трагическими событиями, произошедшими с бывшей любимой девушкой Баринова.
Палата Баринова была одноместной и напоминала гостиничный номер. Никаких решеток на окнах, цветочки, телевизор, холодильник, кровать, тумбочка, стол, кресло для посетителей, картина с умиротворяющим пейзажем, отдельный санузел. Сам Евгений лежал на койке в позе эмбриона, лицом к стене, на появление Трофимова он не отреагировал. Похоже, перед тем как разрешить свидание, доктор впендюрил миротворцу успокоительный укол, двойную дозу.
– Как самочувствие, Евгений? – начал издалека Трофимов.
– Дерьмово, – честно ответил Баринов, неохотно сел и хмуро уставился на Веню. – Что надо? – не слишком вежливо поинтересовался он. Трофимов плюхнулся в кресло и с удивлением обнаружил, что без готического макияжа Евгений выглядит совершенно иначе, интеллигентно и как-то беззащитно. Впрочем, возможно, эту иллюзию создавала больничная одежда. Баринов был одет в широкую темно-синюю байковую пижаму.
– Поговорить надо, Женя.
– Как Таня? – спросил Бес. – Сильно меня ненавидит?
– Таня тебя любит, не знаю за что, правда?!
– Она телефон вырубила. Не могу дозвониться. Думаете, она верит, что я убил свою девушку?
Похоже, Беса капитально заклинило на прошлом.
– Думаю, что не верит. Просто Георгий Владимирович не слишком одобряет ваши отношения и, возможно, отобрал у дочери сотовый телефон, чтобы вы не могли связываться друг с другом.
– Это вам и не снилось, – вздохнул Бес, но заметно повеселел. Теперь ясно, почему его так расплющило, когда вчера всплыла история из прошлого. Он переживал, как воспримет информацию Таня Трушина, и смертельно боялся, что она поверит в его причастность к преступлению. «Тут, похоже, другой синдром – фобия, что поверят в твою вину», – предположил Трофимов и решил не лезть в психологию, а перейти к делу:
– Я не о том пришел говорить. Собственно, мне до лампады, убивал ты или нет. Я другое дело расследую – смерть Вероники Колесниченко. Знаешь такую?
– Танька говорила, что одну блатную из ее школы грохнули, – без эмоций сказал Бес и поправил круглые очки. – Хотите? – поинтересовался он, кивнув на пакет с апельсиновым соком, который стоял на тумбочке. Трофимов отрицательно помотал головой. Баринов налил сок в стакан и сделал пару глотков, взял яблоко и хрустнул на всю палату.
– Завтрак проспал, – объяснил он и швырнул Вене другое яблоко, прямо в физиономию. Трофимов еле успел его перехватить рукой. Угощение напоминало покушение. Бес не сдержался и продемонстрировал, как люто он ненавидел сыскарей.
– Спасибо, – перекосило Трофимова, он тоже с остервенением хрустнул яблоком и отчего-то чувство такта его покинуло. – Объясни, друг, почему салон вашего микроавтобуса забрызган кровищей? Твои друзья нам этот факт объяснить не смогли. Только не надо мне балду гнать, что ты там кроликов резал. Кровь человеческая и по группе совпадает с кровью убитой Вероники Колесниченко.
Бес выронил яблоко, перестал жевать и вытаращился на Трофимова.
– Вы что, меня в убийстве Колесниченко подозреваете? – после паузы спросил он и заорал: – Да я эту козу не знал даже!
– А тебе Танечка разве не рассказывала, как Вероника ее обижала? Или, может быть, тебя задевало, что Таня оказалась в школе на вторых ролях? А фавориткой Берн выбрала другую? Ты переживал за свою девушку, да, Бес? Тебя это задевало? Ты злился на несправедливость? Ты ведь очень не любишь, когда с другими несправедливо поступают, – покачал головой Трофимов.
– Да, ясен пень, меня это задевало, – с усмешкой сказал Баринов. – Я Таньку люблю, и она станет мегабалериной. Мы с ней вместе такую программу зафигачим! Панк-рок и классический балет. Прикиньте, как круто! – Баринов явно издевался над Веней.
– Круче не бывает, только я боюсь, свой балет ты будешь танцевать в другом месте, если не начнешь давать показания. В убийстве Колесниченко прослеживается ритуальный мотив. Евгений, в твоих интересах все рассказать! Я не угрожаю, я прошу. Убили юную девушку, жестоко убили, а ты тут мне про балеты с роком мозги крутишь! – заорал Трофимов и швырнул яблоко обратно в Беса. Баринов отклонился, и яблоко влепилось в стену.
В палату заглянул доктор, лицо его выражало беспокойство.
– Все в порядке, Алексей Геннадьевич, – преувеличенно бодро сказал Бес. Доктор прикрыл дверь.
– Вы первый начали, – сказал Баринов. – Не убивал я никого! И доказательства у меня есть.
– Чья кровь в салоне твоего микроавтобуса?
– Одна долбанутая фанатка вены себе ножом вскрыла, – буркнул Баринов. – К Таньке приревновала и устроила показательное выступление. – Трофимов напрягся. – Да в стойку-то не вставайте! Расслабьтесь, жива она. Я ей первую помощь оказал, «Скорую» сразу вызвал, девчонку увезли. Я с ней поехал. Струхнул малость. Думал, как бы не двинула кони. Кровищи натекло море, пока я ее ловил по салону, чтобы успокоить. В психушке она сейчас отдыхает, в той самой, куда меня вчера доставили. Можете проверить. Зовут Кира Мирамонова, двадцатого декабря поступила.
– Во сколько?
– Вечером. Часов шесть было, может, полседьмого. Я на часы не смотрел, не до этого было. Короче, я в больнице до ночи проторчал, переживал за дуру. Потом врачи сказали, что нормалек, переводят в другое отделение. Я домой поехал. В смысле, в гараж. У нас на следующий день выступление планировалось, а микроавтобус весь в кровище. Попытался отмыть – ни фига. В ковролин все впиталось насмерть. Я отодрал его и на пустыре сжег, салон отмыл.
– Мы в салоне нож нашли. Это тот самый нож, которым Мирамонова себе вены вскрыла?
– Ну да. Этот нож она притащила. Честно, я не знал, что с ним делать. Сунул под коврик в салон, думал, может, Кире верну, когда она из дурки выйдет.
– Ну хорошо, а почему ты друзьям ничего не сказал? Они вчера в ступор впали, когда про кровь узнали.
– Мирамонова умоляла не говорить. Она Крысиная девка на самом деле.
– Какая? – не понял Трофимов.
– Не какая, а чья. Ударника нашего – Крыса. Кира с ним встречается, а по мне сохнет. Я сдуру переспал с ней один раз. Давно дело было, теперь эта овца никак не угомонится, а мне отличного ударника терять не хочется. Короче, держу оборону, – усмехнулся Бес. – Только не думал, что Кира мне такую жесть устроит под Новый год.
