Впрочем, раздражал не только Лукин – все обитатели квартиры на Филях отличились по-своему. Пашка продолжал методично истреблять продукты и без разрешения влез в стратегический запас Бурмистровой. Причем стрескал зараз три банки американской просроченной тушенки, за что впоследствии поплатился и заперся в туалетной комнате на несколько часов, лишив Терехина заслуженного отдыха и личного пространства.
Кристина, не смущаясь, развешивала свои кормительные бюстгальтеры на спинках кровати и продолжала с упорством маньяка делать ежедневный, вернее, круглосуточный готический макияж. Она даже спала с размалеванной физиономией и словно параноик боялась, что ее увидят без грима. Причем застенчивостью готка явно не страдала. Офелию молодая мамаша без смущения кормила грудью при всех, не обращая внимания на столбеневших с непривычки мужчин.
Ваньке в конце концов стало интересно, как выглядит девица, так сказать, в натуре. До настоящего момента в естественном виде Кристу не видел никто. Уродская фотография в паспорте, на которую Терехин мельком взглянул, когда пытался выяснить адрес и телефон готки, – не в счет. На ней Кристина тоже была с убийственным макияжем и выглядела, как отмороженная шахидка.
Со своими материнскими обязанностями Кристина справлялась нормально, но Ваньке казалось, что особой любви к маленькой рыжей крикунье и писунье Чебурашке Офелии готка не питает. Гораздо больше ее вдохновляло другое занятие: при первом удобном случае она забивалась в угол комнаты с плеером, банкой колы и альбомом, клала последний на колени, включала музыку, каменела лицом и что-то чиркала по бумаге ручкой. Каракули свои Криста никому не показывала, при попытке заглянуть в альбом спешно его закрывала и строила страшные рожи, словно желающие познакомиться с ее художествами претендовали на ее честь. Странная она была, Кристина Белгородская. К чудачествам девицы Ванька привыкнуть не мог, как и к воплям Офелии. Но отчего-то в душе он болел за победу именно готки в их гениальном шоу «белых ворон».
До отъезда на место съемок осталось меньше суток, чемоданы уже были собраны, Офелия укомплектована всем необходимым, включая тонну подгузников. Время, как назло, тянулось вязко, словно ириска. Атмосфера в квартире на Филях раскалилась до предела, все нервничали, цеплялись друг к другу. У Галочки накануне отъезда случилось очередное помутнение рассудка: она тенью выскользнула из квартиры, и вскоре сонный город услышал ее хрипловатые рыдания и стихи с высоты пятого этажа. Оказалось, поэтесса поссорилась с Лукиным.
Всю ночь ее снимали с крыши, заманивая вином и морковкой, как ослицу. Сеня тем временем пил спиртягу из запасов Бурмистровой на кухне и матюгался – переживал. Наконец удалось отправить его под холодный душ, а потом на крышу за Галочкой – мириться. Домой влюбленные вернулись под утро, к счастью, живые и относительно протрезвевшие. Горячий кофе и завтрак привели их в чувство окончательно. Можно было двигаться в путь, не опасаясь, что Белгородский учует запах перегара.
Арендованный микроавтобус «Мерседес» ждал внизу. Хлебников, Лукин, Галочка и Кристина с Офелией загрузились. Ванька остался закрывать квартиру и присел «на дорожку», окинув взглядом свои владения. Скоро он вернется сюда знаменитым и богатым. Само собой, после крутого трехэтажного особняка квартира покажется ему тесной, бедной и убогой, но сейчас Терехин испытывал подлинное блаженство, оставшись наконец-то в одиночестве в собственных апартаментах.
Сотовый в кармане завибрировал, и недовольный голос Хлебникова прогундосил в трубку, что Ванька скотина и тормоз. Терехин подхватил свой раритетный чемодан и смело шагнул в сытое будущее.
Августа 10-го, 1861 года
Милая моя, родная, любимая Настенька!
Пишу Вам в печали и смятении. Дела мои идут хуже некуда. Конный завод, только начавший приносить доход, охватила эпидемия неясного происхождения. Лучшие производители чахнут и мрут, как мухи, матки абортируют и сохнут от неизвестной напасти.
Ветеринар предположил «болотную лихорадку», но я чувствую, столкнулись мы с проклятием посерьезнее. Природа падежа поголовья пока не ясна, предполагаю, что лошади издыхают и лихорадят от болезни, с порчей кроветворной функции конского организма связанной. Написал знакомым коннозаводчикам, прислали мне ответ, который вовсе не обнадеживает. В соседней губернии была прошлым летом похожая эпидемия, разорившая несколько хозяйств.
Лекарства от напасти нет. Больных лошадей надобно незамедлительно отвезти на убой, дабы не сеяли заразу вокруг себя. Сердце болит и печалится, что собственными руками вынужден истреблять труды свои, но выхода другого нет. Ежедневно осматриваем с ветеринаром поголовье, измеряем температуру, чистим конюшни особо рьяно, подозрительных по здоровью отселяем в отдельные блоки и содержим в строгой изоляции. Болезнь ненадолго затихает, но вспыхивает вновь снова и снова, превращая в прах все мои усилия последних лет. Убытки, которые я несу, несоизмеримы. Кредиторы, узнав о моих бедах, отсрочку дать отказались, требуют погашения ссуды. Но я не теряю надежды, пытаюсь понять причину и справиться с бедой.
Р.S. Пока делился с Вами, милая моя Настенька, своими печалями, заглянул конюх и сообщил новость еще более скорбную во всех отношениях. Занедужил мой главный производитель – конь Ворон. Уж как я его берег, милая моя Настенька! Первого от поголовья изолировал, выгуливал на отдельной леваде, с рук кормил. Выходит, дело не в больных лошадях. Причину вижу в жаркой погоде, которая выдалась нынешним летом, и зверстве кровососущих. Буду экспериментировать в этом направлении.
Прощайте, милая моя, любовь моя Настенька. Целую Ваши руки. Будьте здоровы и счастливы.
Ваш вечный раб, граф Б.
Глава 9
ПРИЗРАКИ ПРОШЛОГО
Долго ехали полем, потом перелеском, затем углубились в чащу. Наконец стена деревьев расступилась, и показались новые металлические ворота. Подпрыгивая на ухабах, микроавтобус миновал двустворчатые высокие ворота и покатил по гравийной дороге в глубь заросшего крапивой и гигантскими лопухами парка. А через несколько десятков метров затормозил у входа в двухэтажное, вытянутое в длину кирпичное здание с готическими заостренными окнами, отделанное белым камнем. Здание имело два флигеля, присоединенных длинным коридором. Крыши флигелей венчали декоративные башенки. Сооружение было так старо, что кровля в некоторых местах поросла мхом и хилыми кривыми березками.
– Не понял. Что за хрень? – Лукин открыл окно и высунул кучерявую голову наружу. – Где трехэтажный крутой особняк? Что-то я не врубаюсь.
– Скажите, пожалуйста, а вы уверены, что адресом не ошиблись? – Ванька вопросительно уставился на водителя.
Тот кивнул, молча вышел из машины и принялся деловито выгружать из багажника вещи друзей у дверей центрального строения. Терехин растерянно наблюдал за действиями мужика. Шофер с самого начала вел себя довольно странно: за всю дорогу не проронил ни слова, лишь заторможенно кивал или отрицательно мотал головой, когда кто-нибудь из пассажиров обращался к нему с вопросами. Не отреагировал даже на Галочкино кокетство и вопли Офелии, которая полдороги возмущалась, что ее запихнули в люльку-переноску, а потом, вероятно, в качестве протеста обкакалась и задрыхла, благоухая на весь салон убийственными ароматами.
