На подходе к месту товарищей ждало разочарование – их опередили. На дубу сидел Казимир и активно проверял Пашкину версию, засовывая в дупло ручищи. Матильда бегала вокруг ствола, собирала желуди в пакет и переживала за жениха. Мозги у всех членов семьи Хлебниковых определенно работали в одной тональности.
– Тихо, – шикнул Пашка, дернул Ваньку за рукав и увлек в кусты.
– Ай, дуду-дуду-дуду! Сидит ворон на дубу… – шепотом пропел Ванька и хихикнул, наблюдая из кустов за влюбленной парочкой.
– Ничего нет, – сообщил Казимир сверху.
– Я же тебе говорила! Слишком просто. И потом, моя подсказка никак не вяжется с дуплом. Как привязать азбуку к дуплу? Никак не привяжешь.
– К дубу азбуку тоже не привяжешь, – возразил Казик. – Разве что – золотой цепью.
– Казюль, ты гений! – воскликнула Матильда. – Дуб – златая цепь – азбука. Может быть, граф намекал на книгу? Слезай скорее, а то свалишься, не дай…
Договорить Мотя не успела. Казик сказал «ой» и полетел на землю. Раздался глухой звук. Матильда охнула и бросилась к любимому. Пашка тоже ломанулся было к дядьке на помощь, но притормозил, потому как потерпевший бодро поднялся на ноги и со всей страстью привлек испуганную профессоршу к себе с явным намерением совершить грехопадение прямо тут, под вековым дубом.
– Казик, что ты делаешь? Мне надо Галочку сменить, – пролепетала та.
– Мотенька, будь моей навеки, – прорычал Казимир, комкая возлюбленную.
– Да, – с придыханием сказала Матильда и принялась судорожно расстегивать блузку.
Молодые люди шустро испарились, оставив влюбленных наедине. Ванька хихикал и радовался за парочку. Хлебников шел рядом с кислой физиономией и бурчал:
– Ой, блин, как неудобно… Как неудобно, блин!
Пашку мучила совесть, что он шпионил за собственными родными, причем небезуспешно. Совесть, правда, мучила его недолго. Когда они вошли в двери конезавода, глаза Хлебникова вновь загорелись огнем.
– Ты слышал, что Тетямотя сказала? – спросил он, ткнув Ваньку кулаком в бок. – Тебе не кажется, что в ее ассоциации что-то есть? У меня по рукам прямо мураши пошли, а это верный признак, что мы на правильном пути.
– Твои родственники на правильном пути, – уточнил Терехин.
– Да ладно! – отмахнулся Хлебников. – Если мы отыщем журнал, Матильда не обеднеет. Она ведь скоро станет очень состоятельной дамой, когда замуж за Казика выйдет.
– А ты уверен, что кто-то вообще получит приз?
– Дык зачем приз, если будет журнал? – ошарашил его Пашка.
– Ты чего, Паш?
– А ничего. Фиг ему! – Хлебников сунул Ваньке в нос кукиш.
– Кому? – растерянно глядя на фигу, поинтересовался Терехин.
– Тому, кому журнал позарез нужен. Тому, кто устроил весь этот цирк. Столько стрессов, разводок, трупов, несчастных случаев… Запер нас здесь, как подопытных кроликов, еды лишил и наблюдает, сука. Обойдется! Должна же быть хоть какая-то компенсация за страдания. Журнал не отдам, и баста! – гневно заявил Пашка, уверенный, что разгадка тайны Беркутова уже у него в кармане.
– Допустим, ассоциация Моти верна – дуб и азбука указывают на книгу, – кивнул Ванька, решив Хлебникову не возражать. В конце концов, у всех бывают срывы, и спокойный Пашка, специалист по улаживанию конфликтов, – не исключение. Успокоится и думать забудет о своем безумном решении присвоить журнал.
– Допустим, – согласился Пашка.
– Как нам в таком случае привязать к книге наш кипарис, картину, из-за которой пострадал несчастный Буденый, окна с видом на манеж и загадочного господина с окончанием на «он» из шарады, которую мы так и не разгадали?
Пашка подумал немного и скис.
– Знаешь, давай завтра во всем разберемся. Сейчас дико хочется спать, – сказал он и направился вместо опочивальни в кухню.
Ванька бодро пошел следом – спасать от прожорливой сволочи Хлебникова свой ужин, который оставил для него заботливый Казимир.
– Помнишь, когда вылавливали Буденого, Филарет вскользь сказал, что его подсказка тоже антифраза? – спросил Терехин, усевшись за стол и поставив перед собой тарелку с зайчатиной. Пашка кивнул, сунул руку в Ванькину тарелку, но, ойкнув, отдернул лапу, опасаясь новых ударов вилкой. – Так вот, когда художник бредил, он постоянно повторял «Чернеет швартов публичный» и одно странное слово. Потом он у меня поинтересовался, не встречалось ли мне в имении судно с парусами. Я сначала решил, что он сбрендил, а теперь думаю – живописец просто антифразу свою расшифровал и прощупывал меня на предмет привязки ее к месту.
– Одно другому не мешает. Определенно сбрендил, раз свои секреты всем подряд выдает, – рассудительно сказал Хлебников и снова сунул руку в Ванькину тарелку. А прожевав украденный таки кусок, торжественно провозгласил: – Белеет парус одинокий!
– Здорово у тебя получается, – похвалил Ванька. – Я не сразу сообразил.
– Что тут соображать? Подставляешь обратное значение к словам, и все дела. Ты мне лучше скажи, что за слово художник повторял? Если помнишь, конечно.
– Его не забудешь… – нахмурился Ванька. – Оно у меня постоянно в башке вертится, собака такая. То слово ойнйойко.
– Жесть! Вот где засада. Тут без Зебельмана не разобраться.
– Почему?
– Потому что заковыристое слово – математический ребус, – пояснил Пашка и снова зевнул. Найти в кухне что-то съестное, кроме луковицы, сырой картошки и пачки макарон не вышло, и Хлебников затосковал.
– А почему тогда в слове нет цифр? – озадачился Ванька.
– Цифры закодированы буквами. Короче говоря, надо найти ключ, чтобы перевести буквы в цифры. Все, я пошел.
– Азбука! – заорал Ванька.
Хлебников притормозил, шмякнулся на стул, засуетился, вытащил из кармана блокнот и быстро написал на листе все буквы алфавита.
– Как, ты говоришь, слово звучит? Ойнийойко? Переводим по буквам в цифры. «О» – это 16-я буква алфавита, повторяется она три раза. Далее «Й» – 11-я… – вскоре на листе бумаги появился ряд цифр 1611151116111216.
– Фигня какая-то, – расстроился Ванька и предложил: – Может, теперь цифры перевести обратно в буквы?
Хлебников кивнул и написал на листе буквы «АЕАААДААА-ЕАААБАЕ».
– М-да, не выходит каменный цветок.
– А что, если все цифры сложить? – не унимался Терехин.
Сложили, вышла цифра 36. Никаких ассоциаций число не вызывало. Снова сложили, получилось 9. На том молодые люди окончательно зашли в тупик.
– Я же говорил, что без Зебельмана тут не разобраться. Давай, сгоняем к нему? – раззадорился Хлебников.
– Ага, Григорий очень обрадуется, когда ты попросишь помочь разгадать его собственный ребус.
