– Нет, спасибо! – перепугался Мишин.
Вдруг и майор сейчас станет доставать из пыльных ящиков пыльные сухари и сушки, что делать тогда?
– Ну и ладно, – заметно обрадовался майор, пододвинул к себе папку, принялся развязывать тесемки. – Тогда сразу к делу… Вот она, наша Вера. Жила себе, работала. Хорошо жила, хорошо работала. А потом вот взяла и с уголовником закрутила… Дурр-ра!!!
Вышло у него это так устрашающе и громогласно, что Мишину почудилось, будто эхо от его рыка по серпантину коридорному пронеслось, отскакивая горохом от казенно прокрашенной филенки.
– Взгляни! – Всю папку майор оставил при себе, Мишину досталась одна фотография. – Красивая, правда?
Вера была, на взгляд Мишина, самой обычной: русые волосы до плеч, светлые глаза, высокие скулы, затравленный взгляд. Но что может передать фотография из тюремного архива, так ведь? Только эту затравленность да неухоженность, не более того. Разве мог черно-белый снимок, сделанный более двух десятков лет назад, позволить уловить чувственность этой женщины? Дать понять, как жадно и горячо она могла любить? Прощать и ненавидеть? А предавать? Как она могла предавать, мог ли рассказать этот портрет, начинавший трескаться по уголкам?
– Это она тут неважно выглядит, – обиделся вдруг за Веру майор. – Так-то была… Вихрь, а не баба! Огонь!!! Глянет так, что…
– Вы были влюблены в нее? – ахнул Мишин, уловив в словах майора злобную печаль.
– А кто в нее влюблен-то не был, лучше скажи?! – огрызнулся он, осторожно вернул снимок в папку, закрыл ее и неожиданно накрыл ее ладонями. – Мы же с ней раньше коллегами были, а потом… Потом она ко мне сюда пришла уже заключенной. Не покажу я тебе ничего из этой папки, Олег Николаевич.
– Как это??? – вытаращился Мишин и чуть не завыл от досады. – А чего я ради тогда ехал?!
– Вот поговорить с тобой могу. Чисто по-людски, – забегали глаза майора. – Тебе, может, и проку никакого от памяти этой. – Он ткнул пальцем в папку с завязками. – А станешь страницы трепать, Веркину душу тревожить, она и так тут покоя время от времени не дает.
– Кому???
Мишин осатанел. Господи, они что тут все, чокнутые, что ли?!
– Зэчкам нашим. Нет-нет да является. Орут они тогда, как ненормальные, если ее видят. Одна седой утром проснулась. Говорит, баба всю ночь по камере ее гоняла.
– Привидение??? – уточнил с присвистом Мишин. – Гоняло?!
– Ну!
– А чего хотело-то?!
Сейчас главное было не рассмеяться. Майор обидится и говорить тогда даже не станет. А нужно было ну хоть сплетню какую-нибудь выслушать. Так-то ведь вообще у него ничего – ноль полный!
– А она всегда одно и то же воет, Верка-то, – совершенно серьезно заявил майор, выглядевший вполне нормально – трезвым, спокойным мужиком. Даже зубы были у него белоснежными, не изъеденными чифирем. – Найди-иии… Найди-иии… Иной раз охрана по ночам в коридор выйти ссыт. Честное слово! Хоть экскурсии тут проводи, ей-богу! Да за деньги Веркину душу показывай.
И вот в этот самый момент, когда смех уже начал раздирать Мишину плотно сжатые зубы, пока еще прорываясь только странным судорожным бульканьем, у стеклянного графина на подоконнике вдруг отвалилась ручка.
Стоял себе и стоял графин, полный воды, на подоконнике. Рядом три цветочных горшка с одинаково чахлыми цветками. То ли поливать забывали, то ли света им тут было мало, но они явно загибались в тюремных застенках. А может, и в самом деле из графина того им мало перепадало. Воды-то в нем было налито до самого верха. И она давно явно стояла: на поверхности плавал какой-то мусор и останки давно преставившейся мошкары. С чего было ручке отваливаться, если за нее не держались давно?!
– Понял теперь?! – прошептал майор, еле шевеля посеревшими губами.
– Что понял? – не понял Мишин, но ему в самом деле стало не по себе.
– Тут она!!!
– Кто?! – Олег тряхнул головой, зажмурил и резко распахнул глаза, ему почудилось, что отвалившаяся ручка тихонько покачивается на подоконнике.
– Вера тут, Олег Николаевич!!! Не хотел ведь я это дело доставать!!! Гиблое оно!!! Идем отсюда!!!
Он резким движением отправил папку в сейф, захлопнул дверцу, будто преисподнюю запирал, и поволок Мишина к выходу.
– Идем, идем, на улице поговорим! Сердится она… Сердится она, когда ее имя полощут, – заговорил он вполголоса уже на улице, морщась от порывов ледяного ветра вперемешку с дождем. – Горя у нее много было при жизни. И ушла, дела свои не уладив. Малый у нее пропал, неизвестно куда сгинул, и все. Сколько искали его, кого только не подключали! Бесполезно! Как в воду канул…
– Так и не нашелся?
Мишина вдруг тоже затрясло, хотя ему совсем не было холодно. В кармане нашлась шапка, он ее надвинул на самые глаза и куртку застегнул наглухо. А все равно ежился, как от озноба.
– Нет, не нашелся. И добро – как сгинуло, – опечалился еще сильнее майор. – Его тут кто только не искал, парень! Похлеще, чем добро Колчака искали.
– Не нашли?
– Ни следочка!!! Нигде ни один фрагмент коллекции не всплыл. А там и картины, и слитки, болтают, золотые были. И украшения фамильные. Может, просто болтают?! Народу-то только небылицу в зубы дай, уж он ее пожует, как надо!
– А Быков после срока сюда возвращался? – вдруг спросил Мишин.
Майор сразу понял, о ком он. Или знал, или наслышан был. Сразу ощетинился и прошипел:
– Он бы разве сунулся?! Его тут было кому встретить! Кишки бы выпустили наружу!
– Кишки??? Наружу??? – Мишин остолбенел и взглянул на майора, как на призрака. – Кто же это грозился такое сотворить?
– Были людишки… – ушел от ответа майор и отвернулся, а потом вдруг сразу засобирался, засуетился, вдевая руки в рукава наброшенного на плечи ватника. – Пора мне, Олег Николаевич. Пора… Да, кстати, ваше начальство просило вам передать, что тот, кто бежал, сел потом в фуру.
– Что, что??? – Олег неучтиво схватил майора за локоть и дернул к себе. – Еще раз и повнятнее, пожалуйста. Кто бежал? Какая фура?!
Майор на дерзость не обиделся, улыбнулся грустно:
– Ваше дело какое-то… Позвонил парень от имени начальства, захлебывается и говорит, что тот, кто бежал по дороге мимо заправки, сел потом в фуру. Так понятнее?
Господи! Это же про того, кто, возможно, причастен к убийству Стахова!!! Кто-то видел беглеца на трассе. Ребята должны были поднять с постелей всех охранников, а также их подружек, знакомых, всех. Всех, кто мог хоть что-то видеть в ту страшную ночь. Он уехал как раз в тот момент, когда работа в этом направлении только-только началась.
Фура!!! Он сел в фуру!!! Оставил сначала в укромном месте, а потом добежал до нее и уехал. Кто там из воздыхателей Катерины, по совместительству соседей, имел собственный грузовой транспорт?! Правильно, Мишин! Молодец, Мишин, это… Макар!
