– Ну и что мне теперь с вами делать? – спросил он, по очереди оглядывая нас. Его голос был мне почему-то знаком. Ах да... Это же его я слышала в Алинином телефоне: «Кому звонишь, дура?.. Отдай...» Надо же, я узнала его, несмотря на сильную боль в голове.
– Мм... – попробовала я заговорить с ним.
Мужчина подошел ко мне, нагнулся и выдернул тряпку у меня изо рта. Я задышала свободно и с радостью. Какое, оказывается, это счастье не иметь кляпа во рту!
– Ну и чего мычишь? – Мужчина смотрел на меня с усмешкой. Здесь, в полумраке сарая, при свете луны мне было не очень хорошо видно его. Я только поняла, что ему около шестидесяти, у него небольшая аккуратная бородка...
– Вы кто? – спросила я.
– А тебе все надо знать! Ишь, шустрая какая! И как это ты смикитила, где искать свою подругу?! Она же не успела тебе адрес назвать?
– А я умная! – с вызовом ответила я.
– Оно и видно. А вот подруга твоя – точно дура, каких поискать! – Здоровяк засмеялся.
Я посмотрела на Алину. Та сидела на сене, съежившись, подобрав под себя ноги, и затравленно смотрела на мужчину.
– А чего это вдруг она – дура? – спросила я с вызовом и обидой за подругу. Голова заболела сильнее. Похоже, эмоции мне сегодня противопоказаны.
– А того! Болтливая слишком. Из-за ее языка теперь вам обеим – крышка!
Здоровяк полез в карман и достал нож. Хороший такой ножичек, складной, довольно внушительных размеров.
– Вы что это собираетесь делать? – спросила я.
– Догадайся с трех раз, – усмехнулся здоровяк, – и не вздумай кричать, а то тебя первую пришью...
У меня все похолодело внутри. Я увидела, как моя Алина, закатив глаза, повалилась на сено лицом вниз. Так, Нечаева потеряла сознание, мне теперь что, одной тут отдуваться?
– А чего это она болтливая? О чем наболтала-то? – спросила я. – Да ладно уж, говорите, все равно ведь нам крышка. Мертвые не разговаривают...
Мужчина усмехнулся еще раз.
– А ты молодец! – похвалил он. – Хорошо держишься! Уважаю смелых. Не то что эта...
– У нее просто сердце слабое, – попыталась я оправдать подругу.
– Вот-вот, слабое сердце... У Ярославы тоже было слабое сердце... А он, недоносок, знал это...
– Вы про ее сына Андрея? – спросила я.
– Хм, ты и его знаешь! Ты, похоже, все знаешь... Ведь так?
– Почти. А вы вообще кто? Ладно уж, скажите, чего там...
– Ага! Сейчас доложу! Я только одно могу сказать: я в тот день был у нее дома и все видел. Вернее, слышал. Знаю, что она ведро воды вскипятила, хотела искупаться. В тот день у нее дома горячую воду отключили... А он пришел... Я слышал, как он ее обварил. Позвал в кухню и плеснул на нее из ведра, потом еще раз... Она кричала...
– Я знаю, о ком вы говорите. Это Андрей, это он обварил свою мать. Он, кстати, тоже... упал в колодец с горячей водой... Обварился, бедняга. В больнице лежит. В реанимации.
– Да? – изумился здоровяк. – Надо же, как бывает! Что ж, так ему и надо! Этот недоносок заслужил и не такое...
– А вы – Заворожный?! – вдруг осенило меня.
– А вот этого, девочка, ты лучше не спрашивай. Кто мало знает, тот дольше живет...
– Да ладно. Я догадалась. Значит, вы были в тот день дома у своей дамы сердца и все видели... или слышали. Что же вы ей не помогли? Не вызвали сразу «Скорую»? Могли бы спасти человека... Перстень кинулись искать?
– Ты слишком умна и слишком болтлива.
– Ну еще бы! Он ведь таких денег стоит! Что человеческая жизнь по сравнению...
Я не успела договорить. Чья-то тень мелькнула в дверном проеме, и на голову Заворожного обрушился глухой удар. Тот, как самосвал, рухнул на сено практически рядом со мной. Я увидела Николая. Он поднял выпавший из рук Заворожного нож, подошел ко мне и перерезал веревки на моих руках. Они затекли и болели, я потерла их, потрясла кистями. Николай в это время пытался привести в чувство Алину. Он уже развязал ее, вынул кляп изо рта и теперь слегка похлопывал по щекам. Нечаева застонала и открыла глаза.
– Где я? – слабым голосом спросила она.
– Алина, ты в сарае, – напомнила я, – давай быстрее приходи в себя. Надо дергать отсюда.
– Вы дергайте, – сказал Николай, а я еще задержусь на пару минут. Хочу кое с кем побеседовать...
– Николай, не надо, – попросила я.
– Полина, уходи! Я слышал, что говорил Заворожный про мою сестру. Он все видел и не попытался спасти ее! Мразь! Я с ним быстро разберусь. – Николай повертел в руках нож.
Похоже, ему все-таки не терпелось опять попасть на зону. Но я не могла допустить этого. Я встала, подняла с сена свою сумку, закинула себе на плечо. Сейчас я уговорю Николая уйти вместе с нами, а месть оставить на потом. Я уже повернулась к выходу, видя, что Алина поднимается. Значит, все в порядке. Теперь главное – слинять отсюда. В доме есть еще один человек, тот, в майке, с хриплым пропитым голосом. Об этом я и собиралась сказать Николаю, но не успела.
Внезапно в дверном проеме показалась мужская фигура с поленом в руке. Только я хотела крикнуть моим друзьям: «Осторожно!» – как эта фигура в майке огрела поленом Николая по голове. Солдатенков, в этот момент поддерживающий под руку Алину, потеряв сознание, рухнул на сено. Алина, увидев это, тоже рухнула. Рядом с ним.
Меня это так разозлило, что я в сердцах огрела мужика по голове своей сумкой, понимая, что вреда хозяину дома я этим все равно не причиню, только разозлю еще больше. Но под рукой больше ничего не было, а злость так кипела во мне, что надо было срочно дать ей выход.
К моему огромному удивлению, человек в майке застонал и тоже рухнул рядом с Николаем и Алиной. Теперь они все четверо лежали у моих ног.
Я ничего не понимала. Чтобы взрослый мужчина потерял сознание от удара по голове дамской сумкой?! Чудеса!
И тут вдруг я вспомнила, что положила в нее Алинину пирамидку из оникса. Дома мы с подругой тогда так и не домедитировали, и я взяла пирамидку с собой. Решила, если придется долго сидеть в машине, то от нечего делать позанимаюсь с ней. Я потрогала сквозь кожу сумки жесткое ребро. Да, Алина, была права: пирамидки из оникса приносят очень большую пользу!
Я начала тормошить моих друзей. Николай довольно быстро пришел в себя, поднялся, шатаясь, потрогал макушку:
– Сволочь! Чем это он меня?
– Вон тем чурбаком, – кивнула я на полено, валявшееся рядом.
И тут я заметила руку Заворожного. На мизинце блестел перстень. Он был массивный, как видно, золотой, с черным камнем.
Я нагнулась, сняла перстень с мизинца Заворожного и быстро сунула его себе в карман ветровки. Посмотрела на своих друзей: им было не до меня. Николай снова начал тормошить Алину – держась одной рукой за голову, та, как кисейная барышня, томно стонала и безуспешно пыталась подняться.
