Поспешно вернувшись в свою кабинку, я сгребла оставленные без присмотра вещи и вышла в зал.
– Что-нибудь подобрали? – улыбчиво осведомилась одна из продавцов.
– Нет, – механически развешивая непримеренные вещи обратно, сказала я. – В коленках поджимают.
И быстро направилась к выходу. Сев в «Фольксваген», я сразу же дала по газам, направляясь в Кузнецкое ущелье. «Тойота» Боброва стояла во дворе, так что я была за него спокойна.
– Где вы пропадали? – бросился Всеволод Евгеньевич мне навстречу, едва я прошла в дом.
– Да так, по магазинам прошлась, – со вздохом сказала я.
Наверное, вид у меня был таким, что Бобров прекратил свои расспросы, сказав вместо этого:
– Сегодня просто какой-то сумасшедший день! Собственно, как и все предыдущие. Вот перебираю их в памяти и думаю, что ни один из них не хотел бы повторить!
– Ничего, это просто черная полоса, которая скоро закончится, – заверила я его. – Очень скоро.
В гостиную вышла Лариса, лицо ее было озабоченным.
– Ну что? – тут же спросил Всеволод Евгеньевич.
– Чувствует она себя нормально, только грустит. Вадик куда-то запропастился, – сообщила Лариса о дочери.
– А что, она куда-то еще собралась после случившегося? Нечего и думать! Пускай дома сидит! – засуетился Бобров. – Вон, телевизор пускай вместе смотрят! Никаких клубов, тем более что у нее еще ноги не зажили!
– Скажешь тоже, телевизор! – возразила жена. – Вот им интересно!
– Ничего страшного, потерпят! – отрезал Бобров, выходя из комнаты.
Лариса только вздохнула.
– Сплошные нервы в последнее время, – пожаловалась она.
Я же прошла за Бобровым и постучала в его кабинет.
– Всеволод Евгеньевич, – проходя внутрь после его «да», обратилась я. – Вспомните, пожалуйста, когда в вашем магазине появился Володя Голубев?
– Володя? А это кто? – нахмурился Бобров.
– Такой симпатулечка голубоглазый, кудрявенький, – напомнила я.
– Да вроде как месяца два назад, – припомнил Бобров. – А что?
– Угу, угу, – задумчиво сказала я, ничего не объясняя.
– Папа! – послышалось сзади.
У дверей кабинета стояла Камилла. Ступни ее ног уже не были забинтованы, но покраснение было еще явным.
– Ты зачем встала? – тут же вскочил с кресла Бобров.
– Мне скучно! – капризно протянула Камилла.
– Ну… Займись чем-нибудь, – предложил Бобров.
– Че-ем? – продолжала ныть дочь.
– Ну я не знаю, почитай что-нибудь!
Судя по кислой реакции Камиллы, она не была заядлой читательницей.
– Ну в «Контакт» свой зайди, пообщайся с кем-нибудь.
– Мне все надоели! – вновь заартачилась Камилла.
– Ну в игрушку какую-нибудь поиграй! У тебя же полно дисков!
– Не хочу! Папа, давай лучше вместе посмотрим фотографии с дня рождения Лены, она мне как раз прислала.
– Хорошо, пойдем. – Бобров направился к двери.
От нечего делать я пошла за ними. Камилла сразу же уселась на стул перед компьютером и, щелкнув мышью, загрузила изображение. Снимков была целая куча, и все они были однообразными: одна и та же компания, одно и то же помещение. В основном, конечно, мелькали лица Камиллы и Вадима, ну, и еще виновницы торжества, некой Лены. Через пять минут у меня уже зарябило в глазах, и я прошла в свою комнату.
Когда я легла на постель, у меня перед глазами невольно завертелась вереница последних событий. Мелькали лица так или иначе участвовавших в них. Михаил, Савенков, Ногатенко, Лобоцкий, Реваз, Заварзин, Камилла, Вадик, Голубев, Наташа…
Ну, с Наташей понятно – это по указке Голубева она подбросила пистолет Боброву. Уж не знаю, какой лапши он ей там навешал, но влюбленная дурочка выполнила просьбу любимого. А потом, поняв, что натворила, пришла в ужас. Скорее всего она решила, что это Голубев убил Михаила. Но я сомневалась в этом. Точнее, я даже была убеждена: Михаила убил тот же человек, который потом убил засветившего себя Голубева. Наташа своим самоубийством невольно подставила любимого. Зубр понял, что Володю вот-вот возьмут. Но он меня опередил. Тут я просчиталась. Я не предполагала, что в то время, когда следила за Володей, за ним уже следил Зубр.
Я вспомнила обстановку в магазине, примерочную… Ну, тетку с девушкой сразу можно откинуть – не они же свернули шею Владимиру! А вот бородач в очках – вполне вероятно. И борода его, и очки не что иное, как грим. Но тогда, в примерочной, я этого еще не знала. Не знала, что Голубев мертв. Мимо меня в нескольких сантиметрах прошел сам Зубр, а я его упустила!
С досадой закусив губу, я поднялась с дивана и стала у окна, вглядываясь в хмурое небо и наблюдая, как ветер срывает с деревьев последние одинокие листья.
Снова замелькали лица, закружились хороводом. Одно, другое, третье…
Я вдруг замерла, пытаясь воссоздать в памяти совсем недавно виденный где-то образ и сопоставить его с другим. Ничего не получалось. Я вернулась на диван и принялась вспоминать сначала. Потом решительно прошагала к двери комнаты Камиллы. Бобров по-прежнему был там.
– Всеволод Евгеньевич, простите, но я уезжаю. Ненадолго. Продолжайте действовать в соответствии с моими инструкциями.
И, не дав Боброву сказать ни слова, я пошла на выход. У дома Голубева я была через двадцать минут. Снова поднявшись к двери его квартиры, я обнаружила, что она не опечатана. Видимо, личность Владимира еще не установлена: все-таки, думаю, вряд ли его до сих пор не обнаружили.
Отомкнув дверь, я сразу же прошла к шкафу и достала фотоальбомы Владимира. Светя фонариком, принялась пристально изучать каждую фотографию. К сожалению, я не помнила, в каком именно из альбомов мелькнуло лицо, всплывшее сейчас в памяти. Я листала альбомы один за другим. Снимки еще раз подтверждали, что при жизни Володя пользовался большим успехом у женщин: на очень многих снимках он был изображен вместе с красотками разного типа. Я отметила, что фотографий Наташи не было ни одной – ни единичной, ни совместной с ним. Глупышка-продавщица была для Голубева лишь инструментом. А он сам – таким же инструментом в руках Зубра, который уничтожили сразу же, как только он отслужил свою службу.
Снимок, который я искала, оказался в нижнем альбоме. Фотографии там были самыми старыми по своей дате. Некоторые из них были еще черно-белыми и изображали маленького Вову. Я листала страницы, наблюдая, как взрослеет мальчик, становясь подростком…
Наконец я увидела то, что искала, и, направив свет фонарика прямо на снимок, пристально вгляделась в него. Конечно, узнать человека, которому на фотографии было лет шестнадцать, в теперешнем взрослом было сложно. И все-таки я узнала. Когда первый раз смотрела альбом, особого значения не придала, а хитро устроенная память, значит, все-таки выцепила этот кадр и запечатлела его…
