— Она что, придумала все это? — спросил я.
— О ребенке-то? Не знаю. Но я лично считаю — да.
— И тебя возмущает, что твой дедушка купился на эту басню?
— О, дедушка вовсе не купился. — София рассмеялась. —
Дедушка никогда ни на что не покупался. Он хотел заполучить себе Бренду. Он
отдавал себе полный отчет в своих действиях — и все вышло в соответствии с его
планом. С точки зрения дедушки этот брак был чрезвычайно удачен — как и все
остальные его деловые операции.
— А приобретение Лоуренса Брауна в качестве учителя тоже
можно считать одной из наиболее успешных операций твоего деда? — иронически
осведомился я.
София нахмурилась.
— Знаешь ли, вполне возможно, что да. Дедушка хотел видеть
Бренду счастливой и довольной. Может быть, он решил: нарядов и драгоценностей
недостаточно для ее счастья. И решил удовлетворить мечту Бренды о некоем
романтическом увлечении. Он прикинул, что молодой человек типа Лоуренса Брауна
— по-настоящему домашний и спокойный, если ты понимаешь, о чем я говорю, —
вполне подойдет для этой цели. Возвышенная платоническая дружба с оттенком
печали, которая, безусловно, отвлечет Бренду от возможных поисков любви
где-нибудь на стороне. Возможно, дедушка руководствовался в своих действиях
именно такими соображениями. Он был старый хитрый черт, знаешь ли.
— Да, похоже на то.
— Конечно, он не мог предвидеть, что все это кончится его
насильственной смертью… И именно поэтому… — Голос Софии зазвучал с неожиданной
страстью: — Именно поэтому я не верю, что это на самом деле сделала Бренда.
Ведь если бы она или Лоуренс собирались убить дедушку, он обязательно знал бы
об этом. Наверное, тебе это кажется странным рассуждением…
— Должен признаться, да.
— Но ты просто не знал дедушку. Он не стал бы потворствовать
собственным убийцам… Ну вот опять! Опять глухая стена…
— Бренда напугана, София, — сказал я. — Страшно напугана.
— Инспектор Тавернер со своим славным коллегой? Должна
признать: выглядят они устрашающе. Лоуренс, полагаю, бьется в истерике?
— Почти. Он был жалок. Не понимаю, что Бренда могла в нем
найти.
— Не понимаешь, Чарлз? На самом деле Лоуренс весьма
привлекательный мужчина.
— Этот слабак?! — искренне удивился я.
— Почему-то мужчины всегда считают, что представительницы
прекрасного пола непременно отдают предпочтение угрюмым грубым существам типа
неандертальца. У Лоуренса безусловно есть достоинства… Но не думаю, что ты
сможешь оценить их. — София внимательно взглянула на меня: — Да, Бренда глубоко
запустила в тебя свои когти.
— Не говори глупостей. Она даже не симпатична… И она вовсе
не…
— Не пыталась обольстить тебя? Конечно, нет. Она просто
разжалобила тебя. Она не особенно красива и вовсе не умна — но у нее есть одно
выдающееся качество: она умеет приносить неприятности. Она уже встала между
тобой и мной.
— София! — ошеломленно воскликнул я.
София направилась к двери.
— Забудь этот разговор, Чарлз. А сейчас я должна заняться
ленчем.
— Я помогу тебе.
— Нет, останься здесь. Присутствие джентльмена на кухне
страшно смутит Нэнни.
— София! — окликнул я девушку, когда она уже выходила.
— Да?
— А почему вы не держите в доме прислугу? Какое-нибудь
существо в передничке и накрахмаленном чепчике?
— У дедушки был повар, две горничные и лакей. Ему нравилось
иметь слуг. Он щедро платил им, и они были искренне преданы ему. У Клеменси и
Роджера есть приходящая работница для уборки комнат. Они не любят держать
прислугу — верней, Клеменси не любит. Если бы Роджер не перекусывал в Сити, он
бы умер от истощения. Клеменси считает, что еда — это салат-латук, томаты и
тертая морковка. Мы иногда нанимаем горничных, но когда мама закатывает
очередную истерику, они нас покидают. Тогда какое-то время нас обслуживают
приходящие работницы. Сейчас у нас именно такой период. Нэнни живет с нами
постоянно и прекрасно справляется со всеми трудностями. Вот и все.
София вышла. Я устроился в одном из огромных парчовых кресел
и погрузился в размышления.
Совсем недавно наверху я смотрел на ситуацию глазами Бренды.
Здесь только что я смотрел на ситуацию глазами Софии. И я прекрасно понимал
точку зрения Софии, которую можно было бы назвать точкой зрения семейства
Леонидисов. Их возмущало присутствие в семейном гнезде чужака, пробравшегося
сюда, как они полагали, бесчестным путем. И по-своему они были правы. Как
сказала София, будучи изложенной на бумаге, история Бренды не показалась бы
красивой…
Но все-таки по-человечески я мог понять Бренду — а они не
могли. Они всегда были богаты, всегда имели положение в обществе и не
представляли себе, какие искушения могут подстерегать обездоленного человека.
Миссис Леонидис мечтала о богатстве, роскошных туалетах, драгоценностях и
безопасности — и о своем доме. И Бренда утверждала, что в обмен на все это она
подарила своему старому мужу счастье. И я сочувствовал ей. Да-да, когда я
разговаривал с ней, я определенно сочувствовал ей… А сейчас?
Две стороны вопроса…
Разные точки зрения… И где же истина?..
Накануне я почти не спал ночью и встал очень рано, чтобы
сопровождать Тавернера в Суинли-Дин. Теперь же, в теплой, напоенной ароматом
цветов гостиной Магды Леонидис, в глубоком мягком кресле я был не в состоянии
шевельнуть ни рукой ни ногой… Глаза мои слипались…
Какие-то бессвязные мысли о Бренде, Софии и старике с
портрета проплывали в голове и таяли в легком тумане…
Я уснул…
Глава 10
Сознание возвращалось ко мне очень медленно: сначала я даже
не понял, что просыпаюсь.
Тяжелый аромат цветов кружил голову. Напротив меня парило в
воздухе круглое бледное пятно. Только через несколько секунд я понял, что
смотрю на человеческое лицо, находящееся в двух-трех футах от меня. Наконец я
нашел в себе силы сфокусировать взгляд: это было личико гоблина — круглое, с
огромным выпуклым лбом и крохотными глазками-бусинками. Существо очень серьезно
наблюдало за мной.
— Привет, — сказало оно.
— Привет, — сонно моргая, откликнулся я.
— Я Джозефина.
Это я уже понял. Сестре Софии на вид было лет
одиннадцать-двенадцать. Этот феноменально безобразный ребенок внешностью
напоминал дедушку. В девочке можно было предположить и острый ум Аристида.
