Сразу под этим было еще объявление:
«В особняке „Три фронтона“ в Суинли-Дин скоропостижно
скончался А. Леонидис. Глубоко скорбящие дети и внуки. Отпевание состоится в
церкви Сент-Элдрид, Суинли-Дин».
Соседство этих объявлений показалось мне довольно странным:
очевидно, два повторяющих друг друга сообщения были помещены рядом по
недосмотру работников редакции. Но в первую очередь я подумал о Софии и спешно
послал ей вторую телеграмму:
«Только что узнал смерти твоего дедушки. Глубоко соболезную.
Сообщи, когда сможем увидеться. Чарлз».
В шесть часов вечера на мое имя пришла телеграмма от Софии,
гласящая: «Буду „Марио“ девять часов. София».
При мысли о скором свидании с Софией я страшно
разнервничался. Время еле ползло. В «Марио» я приехал за полчаса до
назначенного времени. София опоздала только на пять минут.
Встречаться после долгой разлуки с кем-то, о ком постоянно
думаешь, всегда немного страшно, и, когда наконец София вошла через вращающиеся
двери в зал, все происходящее показалось мне совершенно нереальным. На Софии
было черное платье, и это почему-то поразило меня. Большинство женщин в
ресторане были в черном, но я решил, что София в трауре, и удивился этому: мне
казалось, она не из тех людей, которые носят траур — пусть даже и по близкому
родственнику.
Мы выпили по коктейлю, потом отыскали заказанный столик и
принялись торопливо и несколько бессвязно рассказывать друг другу о старых
каирских знакомых. Это был несколько искусственный разговор, но он помог нам
преодолеть первую неловкость. Я выразил сожаление по поводу смерти мистера
Леонидиса, и София спокойно сказала, что все это случилось «совершенно
неожиданно». Потом мы снова углубились в воспоминания. И тут я с тревогой начал
ощущать что-то неладное. Но это была не та естественная неловкость, которую
испытывают люди при встрече после долгой разлуки. Что-то неладное, что-то
определенно неладное творилось с самой Софией. Может быть, она собиралась
сообщить мне, что встретила другого человека, которого любит больше, чем меня?
Что ее чувство ко мне было «всего лишь ошибкой»?
Но все-таки почему-то мне казалось, что дело не в этом. А в
чем именно — понять никак не мог. Тем временем мы продолжали наш натянутый
разговор.
Потом, совершенно неожиданно, когда официант принес кофе и,
поклонившись, удалился, все вдруг стало на свои места. И мы с Софией опять
сидели рядом за маленьким столом в ресторане, как когда-то в Каире. И словно не
было этих долгих лет разлуки.
— София!.. — сказал я.
И она тут же сказала:
— Чарлз!
Я облегченно вздохнул.
— Ну, слава богу, все позади. Что это такое было с нами?
— Наверное это из-за меня. Я вела себя глупо.
— Но теперь все в порядке?
— Да, теперь все в порядке.
Мы улыбнулись друг другу.
— Милая, — сказал я. И затем: — Когда мы поженимся?
Улыбка сразу исчезла с ее лица, и непонятная отчужденность
снова встала между нами стеной.
— Не знаю, — ответила София. — Я не уверена, что
когда-нибудь смогу выйти за тебя, Чарлз.
— Но, София! Почему? Может быть, я кажусь тебе чужим? Тебе
необходимо некоторое время, чтобы привыкнуть ко мне снова?.. Нет, — прервал я
сам себя. — Я просто идиот. Дело не в этом.
— Да, дело не в этом, — кивнула София.
Я ждал. Наконец она тихо проговорила:
— Это все…
Смерть дедушки.
— Смерть дедушки? Но причем тут она? Какое значение может
иметь смерть твоего дедушки в данной ситуации? Надеюсь…
Нет, тебе и в голову не могло такое придти…
Надеюсь, дело не в деньгах? Он что, разорился? Но, милая…
— Дело не в деньгах. — София быстро улыбнулась. — Полагаю,
ты возьмешь меня и «в одной сорочке». А дедушка за всю свою жизнь не потерял ни
цента.
— Тогда в чем же все-таки дело?
— Просто в его смерти… Видишь ли, Чарлз, похоже, он умер не
своей смертью… Похоже, его убили…
Я ошеломленно уставился на нее.
— Но… Что за странная мысль! Почему ты так решила?
— Решила не я. Но доктор вел себя очень странно. Он не
подписал заключения о смерти. Медэксперты намерены произвести вскрытие.
Совершенно очевидно: они подозревают что-то неладное.
Я не стал спорить с Софией. Девушка она была толковая и
вполне могла отвечать за свои слова.
Вместо этого я серьезно сказал:
— Их подозрения могут быть и необоснованными. Но даже если
они и подтвердятся, какое это может иметь отношение к нам с тобой?
— Самое непосредственное, при определенных обстоятельствах.
Ты служишь в министерстве внешних связей, а там обращают внимание на репутацию
жен сотрудников. Нет… Пожалуйста, не говори мне ничего. Я знаю, что ты
собираешься сказать, и верю в твою полную искренность… И теоретически я с тобой
согласна. Но я — человек гордый. Я дьявольски гордый человек. Я хочу, чтобы наш
брак был идеален с любой стороны. И не желаю быть дражайшей половиной человека,
пожертвовавшего карьерой из любви ко мне. Кроме того, все еще может уладиться…
— То есть… Доктор мог ошибиться?
— Даже если он и не ошибся, факт убийства не будет иметь
значения, если только дедушку убил надлежащий человек.
— Как тебя понимать, София?
— Конечно, ужасно так говорить. Но в конце концов, надо быть
честной.
И София предупредила мой следующий вопрос.
— Нет, Чарлз, больше я ничего не скажу тебе. Вероятно, я и
так сказала слишком много. Но мне просто необходимо было сегодня встретиться с
тобой и попытаться объяснить одну вещь: мы не можем принимать никаких решений,
пока не прояснится эта история.
— Так расскажи мне о ней, по крайней мере.
София покачала головой.
— Не хочу.
— Но, София…
— Нет, Чарлз. Я не хочу, чтобы ты получил представление о
нашей семье с моих слов. Лучше взгляни на нашу семью беспристрастно, как
сторонний наблюдатель.
— И как же я смогу сделать это?
— Ты расспросишь обо всем своего отца, — ответила девушка.
Еще в Каире я говорил Софии, что мой отец работает
помощником комиссара в Скотленд-Ярде. Эту должность он занимал и по сей день. Я
почувствовал, что какая-то холодная тяжесть навалилась на сердце.
