Я не сразу понял, почему у Софии был такой мрачный взгляд,
когда она сказала мне: «Она меня поцеловала на прощание…» Я не вполне понял,
что она имела в виду, произнося эти, казалось бы, не связанные со всем
предыдущим слова, и что это могло означать. Я спросил только, беспокоится ли
Магда.
— Мама? Ну что ты, ничуть. Она не ощущает времени. Сейчас
она читает новую пьесу Вейвасора Джонса под названием «Женщина располагает».
Забавная вещица об убийстве… героиня — этакая Синяя Борода женского рода… на
мой взгляд, чистейшей воды плагиат — списано с пьесы «Мышьяк и старинное
кружево», но там есть заманчивая женская роль — роль женщины, у которой была
мания становиться вдовой.
Я не поддержал эту тему. Так мы сидели, делая вид, что
читаем.
Примерно в половине седьмого дверь отворилась и вошел
Тавенер.
Выражение его лица подготовило нас к тому, что он собирался
сказать.
София встала:
— Что? — спросила она.
— Боюсь, что принес вам плохие вести. Я поднял всех по
тревоге и бросил на поиск машины. Какой-то автомобилист сообщил, что видел
машину марки «Форд-10» с похожим номерным знаком, которая свернула с главного
шоссе в районе Флэкспур-Хит и поехала по проселочной дороге.
— Не по той ли дороге, которая ведет к Флэкспурскому
карьеру?
— Да, мисс Леонидис. — Немного помолчав, он продолжил: —
Машину нашли в карьере. Обе пассажирки погибли. Пусть вам будет утешением, что
смерть наступила мгновенно.
— Джозефина! — В дверях стояла Магда. Голос ее перешел в
вопль: — Джозефина! Моя малышка…
София подошла к ней и обняла.
Я вдруг вспомнил, что, когда Эдит де Хэвиленд вышла в холл,
у нее в руке были написанные ею письма. Но когда она садилась в машину, писем у
нее в руке уже не было.
Вбежав в холл, я бросился к длинному дубовому комоду и
обнаружил письма, незаметно засунутые за бронзовый кипятильник. Верхнее письмо
было адресовано старшему инспектору Тавенеру.
Тавенер вышел в холл за мной следом и стоял рядом. Я
протянул ему письмо, и он вскрыл его. Стоя с ним рядом, я прочитал это краткое
послание.
Надеюсь, что это письмо будет прочитано после моей смерти.
Не вдаваясь в подробности, я принимаю на себя всю ответственность за смерть
своего деверя Аристида Леонидиса, а также Джанет Роув (нянюшки). Тем самым
заявляю, что Бренда Леонидис и Лоренс Браун не виновны в убийстве Аристида
Леонидиса. Доктор Майкл Чейвас, проживающий по адресу Харли-стрит, 783,
подтвердил, что мне осталось бы прожить не более нескольких месяцев. Я
предпочитаю уйти из жизни путем, который избрала, и избавить двух невиновных
людей от такого тяжкого испытания, как обвинение в убийстве, которого они не
совершали. Я нахожусь в здравом уме и полностью отвечаю за написанное.
Эдит Эльфрида де Хэвиленд.
Когда закончил читать письмо, я понял, что София тоже его
прочитала, — не знаю, то ли с позволения Тавенера, то ли без разрешения.
— Тетя Эдит… — прошептала София.
Мне вспомнилось, как безжалостно Эдит де Хэвиленд втаптывала
ползучий сорняк каблуком в землю. Я вспомнил также, что в самом начале у меня
были подозрения в отношении Эдит де Хэвиленд, которые казались мне тогда такими
нелепыми. Но зачем же…
София высказала вслух мою мысль, прежде чем я сформулировал
ее.
— Но зачем же было убивать Джозефину? Зачем она взяла с
собой Джозефину?
— Зачем она вообще это сделала? — спросил я. — Чем был
мотивирован ее поступок?
Едва успев задать этот вопрос, я уже мог бы на него
ответить, я понял правду. Совершенно ясно представил себе всю ситуацию.
Вспомнив, что до сих пор держу в руке второе письмо, я взглянул на адрес и
увидел там свое собственное имя.
Конверт был потолще и потверже, чем первый. По-видимому, я
понял, что именно содержится в конверте, еще до того, как его распечатал. Я
вскрыл конверт, и оттуда выпала маленькая черная записная книжка. Я подобрал ее
с пола… она раскрылась у меня в руке, и я увидел запись на первой странице…
Как будто откуда-то издалека прозвучал голос Софии —
отчетливый и сдержанный.
— Мы все ошиблись, — сказала она. — Это сделала не Эдит.
— Не Эдит, — эхом отозвался я.
София подошла совсем близко ко мне и прошептала:
— Это сделала Джозефина… ведь правда? Да, именно Джозефина.
Мы вместе прочитали первую запись в записной книжке,
сделанную неуверенными детскими каракулями:
«Сегодня я убила дедушку».
Глава 26
Впоследствии я не переставал удивляться тому, что был
настолько слеп.
С самого начала истина буквально лежала на поверхности.
Джозефина, и только Джозефина, вписывалась в схему по всем параметрам. Ее
тщеславие, ее неизменное самомнение, удовольствие, которое она испытывала от
своих рассказов, ее излюбленное упоминание о том, как она умна и как глупа
полиция.
Я никогда не принимал ее в расчет, потому что она была
ребенком. Но дети, случалось, совершали убийства, а данное конкретное убийство
как раз и было в пределах возможностей ребенка. Ее дед сам указал способ… он
практически дал ей в руки план. Все, что ей оставалось сделать, — это
позаботиться о том, чтобы не оставить отпечатков пальцев, а самое поверхностное
знакомство с детективной литературой могло подсказать ей, каким образом это
сделать. Все остальное было просто-напросто «сборной солянкой» из разных
прочитанных детективных романов. Записная книжка… выслеживание… ее мнимые
подозрения, настойчивое упоминание о том, что она ничего не расскажет, пока у
нее не будет полной уверенности…
И наконец, покушение на собственную жизнь. Это был очень
рискованный спектакль, если учесть, насколько велика была вероятность лишиться
жизни.
Но она, как это свойственно любому ребенку, даже не подумала
о такой возможности. Она чувствовала себя героиней. А героини не погибают. Ведь
там даже улика была — кусочки земли на сиденье старого стула в сарае.
Никому другому, кроме Джозефины, не понадобилось бы
взбираться на стул, чтобы водрузить мраморный брус на верхнюю планку двери.
Очевидно, он попал в цель не с первой попытки (отсюда и вмятины в полу), и она
терпеливо вскарабкивалась на стул снова и устанавливала его на место,
прикасаясь к нему через свой шарф, чтобы не оставить отпечатков пальцев. И
наконец, камень попал в цель… и Джозефина едва не поплатилась жизнью.
Подготовка к этой сцене была проведена безукоризненно… было
создано именно то впечатление, на которое она рассчитывала! Она была в
опасности, она «что-то знала», на ее жизнь было совершено покушение!
