Алиса? Разве его секретарша Алиса была на месте?
Он закрыл глаза и напряг память. После звонка в Москву он хотел попросить секретаршу, чтобы она приготовила ему по-быстрому чашку кофе, но… Точно, ее на месте не оказалось. И что же дальше? Он вышел из своего кабинета и прошел по коридору до лифта, покурил и вернулся к себе. А как долго он курил? Из лифта вышла миниатюрная брюнетка в красном брючном костюме и спросила его, где находится женский туалет. Он принялся объяснять, но женщина почему-то сказала, что ничего не поняла и не мог бы он сам ей показать. Шубин подивился тогда еще ее наглости: просить о подобном директора фирмы! Пока он провожал ее до туалета, из лифта кто-то вышел – это он точно слышал – и направился в сторону приемной.
– Вы извините, конечно, – сказала брюнетка в красном костюме, – но мне кажется, что от вас пахнет женскими духами. Слишком уж приторный запах.
– А кто вы, собственно, такая и что вы делаете здесь, в моей конторе? Вы к кому-нибудь пришли?
– Во-первых, не грубите. А во-вторых, разве вы не видите, что я беременна? Женщина в таком положении всегда хочет в туалет. Ребенок давит, понимаете? – И она хмыкнула, окинув его брезгливым взглядом.
– Куда давит? – не понял Шубин. Его раздражала и сама женщина, и ее костюм, и дурацкая манера разговаривать.
Она ничего не ответила и зашла в туалет, а он вернулся к лифту и зачем-то закурил еще раз. Зачем? И почему у лифта, неужели нельзя было покурить у себя в кабинете?
А все это время в его кабинете никого не было. Ключи, которые мешали сидеть развалясь в кресле, он оставил прямо на столе. Но Алиса?..
Шубин кинулся к телефону и позвонил к себе на работу.
– Алиса?
Но в трубке кто-то всхлипывал.
– Кто там, черт возьми?! Позовите Алису!
– Сергей Иванович… – он узнал голос своего главбуха, Марины Станиславовны. – Алису… убили. Ее нашли на заднем дворе, ее кто-то сбросил вниз… Вы приедете?
Шубин, потрясенный таким известием, молча опустил трубку. Липкий пот сделал влажным ладони. Холодок смерти прошелестел в саду за окном.
Убили Алису? Бред. Может, она сама выпала из окна?
Закурив, он в волнении набрал номер своего домашнего телефона. Трубку долго не брали, а когда взяли, он почти заорал:
– Аня? Наконец-то… Ты дома? Представляешь, у меня пропали ключи. Прошу тебя, сиди дома и никуда не выходи. Я сейчас… вернее, нет, не сейчас, позже, а может быть, и завтра приеду, и мы врежем новые замки… Алло? Ты чего молчишь? Ты уже знаешь об Алисе?
Но на другом конце провода положили трубку. Он перезвонил – длинные гудки.
И тут он понял, что сегодняшнее свидание не состоится. Что Марго не придет. Он просто почувствовал это.
И в то же самое мгновение увидел ее. Она подходила к воротам. Спокойная, улыбающаяся. В сиреневом нарядном платье, прижимая к груди сумочку.
Шубин смотрел на нее, и это несоответствие ее жизнерадостности и того состояния, в котором находился сейчас он сам, обескуражило его. Он уже не мог понять, то ли радоваться ему приходу Марго, то ли – как подсказывал рассудок – объясниться с ней, пока не поздно, и, посадив ее в машину, мчаться в город, к себе в контору, чтобы подробнее узнать обстоятельства смерти своей секретарши. Кроме того, у него пропала связка ключей, а жена – и это уж совсем непонятно! – почему-то не желает с ним разговаривать и бросает трубку.
Услужливое воображение подсказало, а вернее, нарисовало ему картинку: воры в квартире, а Аня, связанная, с кляпом во рту, испуганно смотрит, как его грабят.
– Что-то я не чувствую запаха костра, – услышал он уже над самым ухом и очнулся. Маргарита стояла перед ним, сияя, словно майский пион. – Ну же, обними меня! Я тебе не снюсь!
И она, приблизившись к нему вплотную, обвила руками его за шею и крепко прижала к себе.
Глава 6
СЛАДОСТРАСТНЫЙ ФОТОГРАФ
– Нет, вам лучше пересесть на диванчик, вот сюда. – Мартин Штраух, фотограф, взял за плечи студентку музыкального училища Лизу Смирнову и подтолкнул к дивану. – Головку немного склоните, плечико оголим, оголим, не стесняйтесь, спинку выпрямим и… улыбнемся!
Он фотографировал на дому, и весь город знал, что Штраух – мастер своего дела. Разумеется, его посещали не для того, чтобы сфотографироваться на паспорт или военный билет. К нему ходили в основном женщины, чтобы обессмертить свою красоту. Время шло, девочки превращались в девушек, девушки – в женщин, женщины – в увядающих женщин (мягко говоря), а на фотографиях Штрауха все они оставались свежими и молодыми. Он знал, как правильно установить софиты, чтобы лицо получилось матовым, а глаза – блестящими. На снимках, выполненных Штраухом, можно было пересчитать реснички, заметить месяцеподобные светлые кромки на ногтях – до того качественно все было сделано.
Но еще весь город Маркс знал, что Штраух неравнодушен к женщинам и что если к нему пришла хорошенькая клиентка, то она не уйдет до тех пор, пока он не дотронется до самых сокровенных ее мест. Девственницы краснели, чувствуя, как шестидесятилетний худощавый, с большими навыкате карими глазами фотограф как бы нечаянно касается их груди, как его длинные пальцы поглаживают талию или бедра, а то и вовсе забредают в теплые лабиринты женского тела. Да, всё все знали, но никто не устраивал сцен или скандалов на этот счет. Должно быть, невинным девушкам такое обращение с мужчиной было просто любопытно и щекотало воображение, молодым женщинам был повод поразвлечься, а зрелые дамы так вообще видели в нем мужчину в самом полном смысле этого слова и многие могли бы позволить ему больше, если бы он только намекнул.
Увы, Штраух был эстетом. Он любил женское тело, но удовольствие находил в том, чтобы смутить клиентку, заставить покраснеть нежные щечки и увидеть тот удивительный блеск в глазах, который заменял ему сокровенный сок женщины в момент интимного прикосновния к мужчине. Быть может, именно поэтому его фотографии были так удачны и словно светились изнутри волшебным светом самой плоти.
Жена Штрауха умерла, когда ему самому было сорок лет, а его дочери Соне – пять. Он как мог воспитывал ее до совершеннолетия, кормил, одевал, следил за ее занятиями в школе, а когда девочке исполнилось шестнадцать, отдал ее замуж за своего друга, скорняка Исаака Ляйфера, которому давно исполнилось пятьдесят. Маленький городок осудил отца, отдавшего свою юную дочь старику. Но, как ни странно, Исаак и Соня жили спокойно, без ссор и скандалов, хотя и особенной любви между супругами не замечалось. И никто, конечно, не подозревал о том, каким тяжелым испытанием был для Сони этот неравный брак. Исаак старался, чтобы в доме всегда была хорошая еда, чтобы его маленькая жена ни в чем не нуждалась. Он одевал ее как куклу, покупал ей драгоценности и дорогую одежду. Но когда наступала ночь и Соня ложилась в постель, для нее начинался самый настоящий кошмар. Она закрывала глаза, стискивала зубы, сжимала крохотные кулачки и, стараясь не закричать, терпела момент исполнения Ляйфером супружеского долга. Это происходило по нескольку раз за ночь. Не понимая смысл происходящего, поскольку она, как женщина, еще не созрела, Соня в душе презирала мужа и мечтала о его смерти. И однажды осенью, когда за окнами их просторной, богато обставленной квартиры шел дождь со снегом, в комнате было пасмурно и уныло, а в форточку врывался запах мокрой земли и реки, Соня поняла, что так дольше продолжаться не может.
