— Я тебя и пальцем не трону, любимая. Отвезу тебя домой к Джейми. Пожелаю вам обоим всех благ. А потом... — Он поднял палец и резко чиркнул им по горлу. Пятнышко крови размазалось, словно его горло и впрямь было перерезано.
Сара поняла, что никогда не покинет его. Не потому, что боится, что он покончит с собой — эта угроза скорее раздражала ее, чем пугала, — но потому, что, даже когда он вел себя как хитрый, жестокий псих; даже когда у него поперек горла краснела грязная кровавая полоса; даже когда он угрожал ей, и лицо его искажалось от жестокости; даже тогда она хотела его и любила его и не могла помешать себе сказать ему это. Даже когда он вдавил розовые шипы в ее тело, ударил затылком об пол и обозвал порочной дурочкой, она могла ответить только одно: да.
3
Интенсивные переживания первых двух недель не могли продолжаться долго. Физически оба были разбиты. В понедельник третьей недели они стояли перед зеркалом и с благоговением указывали друг другу на свои раны. Саре, очевидно, досталось больше, чем Дэниелу, но он уверял, что его кости болят больше, чем она может себе представить. Дэниел обещал Саре, что некоторое время будет обращаться с ней осторожнее, чтобы зажили ссадины и синяки; Сара обещала Дэниелу, что даст ему поспать больше трех часов кряду, и не будет ожидать от него акробатики каждый раз, когда они занимаются любовью.
Сара беспокоилась о том, что будет делать, когда Дэниел опять пойдет на работу. Она потеряла работу и, кроме того, пропустила слишком много занятий, чтобы закончить семестр, и ей придется дожидаться следующего года, чтобы записаться на курс повторно.
Дэниел был доволен.
— Ты можешь стать моей рабыней.
— Именно об этом я всегда мечтала, — сказала Сара, и оба они знали, что это вовсе не сарказм.
В первый день, когда Дэниел ушел на работу, Сара звонила ему пятнадцать раз. Когда он пришел домой, она ждала его перед дверью, голая, со стаканом виски. Он закрыл дверь, запер, положил ключи и бумажник на столик в холле, повесил пиджак на крючок у двери. Не глядя на нее, взял предложенный напиток и справился с ним в два глотка. Поставив стакан на стол, он повернулся к Саре и осмотрел ее с головы до ног. Лицо у него было очень красное.
— Разве ты не спросишь меня, как я провел день?
— Мне до этого нет дела. Я просто рада, что ты вернулся. — Она шагнула к нему, но ее остановила его вытянутая рука.
— Мой день, Сара, был просто ужасным. Это был самый отвратительный день в моей жизни. — Он закрыл глаза и расстегнул ремень. — А знаешь, что было самым кошмарным? — Он посмотрел на нее, вытаскивая ремень из петель. — То, что мне было необходимо сосредоточиться на бюджетах и дисциплине, а одна глупая, эгоистичная, неделикатная сучка названивала мне, сообщая каждые полчаса новости о состоянии своей дырки.
Сара не опустила глаз под его взглядом, но заметила, как ремень свистит и щелкает и его руке.
— Я скучала по тебе.
— Да, я знаю. Ты мне это уже раз двадцать говорила.
Сара выпрямилась.
— А ты мне ни разу не сказал, ублюдок эдакий, ой! — Кожаный ремень хлестнул ее по животу; она упала на колени. — Ты должен быть благодарен за то, что я тебя так люблю. Ты должен считать, что тебе повезло, я... ох,— На этот раз ремень опустился ей на плечи. Она попыталась встать, но он толкнул ее назад и сильно хлестнул между ног.
Горячая слепящая боль взлетела от паха к животу. Она начала плакать, и он встал перед ней на колени, положив ремень поперек ее бедер.
— Больно было?
— Конечно, больно.
— Каждый раз, когда ты звонила мне сегодня, ты словно хлестала по моему члену, а я был в комнате, полной народа, и не мог сделать ничего, чтобы облегчить свои страдания. — Он поднял ремень и ударил ее по передней части бедер. — Это было и вправду очень бестактно с твоей стороны.
— Но ты ведь скучал по мне? Поэтому ты и страдал.
— Да, Сара. — Он хлестнул ее по бедрам. — Когда я вдали от тебя, это причиняет мне ужасную боль, и твои постоянные звонки усугубляли мои страдания. Тебе это нравится?
Она помотала головой. Дэниел раздвинул ее бедра, поднял ремень и с силой хлестнул опять.
— А по-моему, нравится, Сара. По-моему, тебе приятно меня мучить. — Она опять покачала головой, он опять хлестнул ее. — Скажи что-нибудь.
Она вонзила ногти в ладони, отвлекаясь от раздирающей боли между ногами. Она была зачарована его яростью, этим доказательством продолжающейся одержимости, но ей так хотелось заняться с ним любовью, что она не желала эту ярость разжигать.
— Для верных слуг, — прошептала она, — нет ничего другого, как ожидать у двери госпожу.
— О, Сара, — Дэниел наклонился и поцеловал ее горящие половые губы. — Пожалуйста, продолжай.
— Так, прихотям твоим служить готовый,
Я в ожиданьи время провожу.
Я про себя бранить не смею скуку,
За стрелками часов твоих следя.
Не проклинаю горькую разлуку,
За дверь твою по знаку выходя.А дальше я не помню. Нет! Не останавливайся, пожалуйста, нет, как хорошо, хорошо, ах...
Зови меня, когда тебе угодно,
А до того я буду терпелив.
Удел мой — ждать, пока ты не свободна,
И сдерживать упрек или порыв.
[5]
Дэниел выпрямился, вытирая рот тыльной стороной руки.
— Ты смешала два сонета, Сара. Неудовлетворительно.
— Я выучу их как следует. Весь день завтра буду учить. И я не буду беспокоить тебя на работе, обещаю. Но, пожалуйста, пожалуйста, Дэниел, отнесешь меня в постель теперь?
Он долго смотрел на нее.
— Ну ладно. Но завтра я устрою тебе проверку. Можешь быть уверена.
Сара выучила Шекспира и не звонила Дэниелу на работу, но он все равно пришел домой в ужасном настроении. Ей потребовался почти час, чтобы он до нее дотронулся, а потом, начав, он не мог остановиться. Перед сном он связал ее запястья над головой и привязал ее левую ногу к своей правой, чтобы быть уверенным, что она всю ночь будет лежать с ним рядом. Хотя она совсем не спала из-за того, что поза была очень неудобной, она провела чудесную ночь, прислушиваясь к его дыханию, вспоминая то время, когда тоска по нему не позволяла ей заснуть.
Иногда ему приходилось задерживаться на работе, а вернувшись, наконец, домой, он чуть не на части разрывал ее в своем исступлении; в другие дни он приходил домой рано, и ему не терпелось рассказать ей, как он по ней скучал. Несколько раз он опоздал на работу, потому что не мог ее отпустить, однажды плакал, когда уходил; часто он составлял ей список заданий на день и предупреждал, что за невыполненные задания она будет наказана.
