6
После обеда отец направился в город. Это было необычно, но я не стал его спрашивать, почему он идет туда. Отец выглядел уставшим после целого дня карабканья и вытягивания рук, но он поднялся в свою комнату, переоделся в костюм для города и пришел, хромая, в холл, сказать до свидания.
— Я пошел, — сказал он. Он осмотрел холл, как будто искал доказательства некоего злобного действия, начатого мной еще до того, как он ушел. Я смотрел телевизор и кивнул, не глядя на него.
— Хорошо, — сказал я.
— Я ненадолго. Дверь можешь не замыкать.
— О'кей.
— Ты будешь дома?
— О, да, — я посмотрел на него, скрестил руки и глубже сел в старое удобное кресло.
Он отступил назад, так что обе его ноги были в коридоре, а туловище в холле, рука на дверной ручке удерживала его от падения. Он снова кивнул, шапка на его голове клюнула:
— Хорошо. Пока. Веди себя прилично, — я улыбнулся и стал смотреть на экран:
— Да, папа. Пока.
— Хннх, — сказал он и в последний раз обвел глазами комнату, словно разыскивая исчезнувшее столовое серебро, закрыл дверь, и я услышал, как он прошел по коридору и вышел через переднюю дверь.
Я увидел, как он прошел по тропинке, я немного посидел, поднялся наверх и дернул дверь кабинета, которая, как всегда, была не подвижна словно часть стены.
7
Я уснул. За окном становилось темнее, по телевизору шел какой-то ужасный американский детективный сериал, у меня болела голова. Я мигнул слипающимися глазами, зевнул, чтобы разлепить губы и проветрить рот, в котором был неприятный вкус. Я зевнул и потянулся, потом замер, я услышал звонок телефона
Я выскочил из кресла, споткнулся, почти упал, добежал до двери, коридора, лестницы и наконец до телефона. Я прижал трубку к уху.
— Алло, — сказал я.
— Привет, Франки, как дела? Спросил Джеми. Я почувствовал смесь облегчения и разочарования. Я вздохнул.
— А, Джеми. О'кей. А ты как?
— Я на больничном. Утром уронил доску на ногу, теперь она вспухла.
— Что-то серьезное?
— Не-а. Если повезет, буду на больничном до конца недели. Завтра пойду к врачу за справкой. Просто подумал сказать тебе, я буду дома днем. Можешь принести винограда, если захочешь.
— О'кей. Я приду, наверно, завтра. Я тебе позвоню.
— Отлично. Есть ли новости от сам-знаешь-кого?
— Нет. Я подумал, это он, когда ты позвонил.
— Ага, я подумал, ты можешь так подумать. Не волнуйся. Я не слышал в городе ни о чем странном, его, вероятно, здесь еще нет.
— Ага, но я хотел бы его увидеть. Я просто не хочу, чтобы он начал выкидывать штуки, которые он делала раньше. Я знаю, он должен вернуться туда, откуда сбежал, даже если он ничего не сделает, но мне хотелось бы его увидеть. Я хочу и то, и другое, понимаешь?
— Да, да. Все будет о'кей. Мне кажется, все закончится хорошо. Не волнуйся.
— Я не волнуюсь.
— Хорошо. Ну, я пошел купить пару пинт анестетика в Гербе. Хочешь составить мне компанию?
— Нет, спасибо. Я устал. Я рано встал сегодня. Увидимся завтра.
— Отлично. Ну, будь здоров и все такое. Пока, Франк.
— Хорошо, Джеми, пока.
— Пока, — сказал Джеми.
Я повесил трубку и спустился вниз, переключить телевизор на что-нибудь более умное, но дошел только до нижней площадки, когда опять зазвонил телефон. Я поднялся наверх. Когда я шел, меня как током ударило: это может быть Эрик, но в трубке гудков не было. Я улыбнулся и сказал:
— Да? Ты что-то забыл?
— Забыл? Я ничего не забываю! Я все помню! Все! — закричал знакомый голос на другом конце линии. Я застыл, глотнул, сказал э… — Почему ты обвиняешь меня в забывчивости? Что я забыл? Что? Я не забыл ничего! — Эрик тяжело дышал и брызгал слюной.
— Эрик, извини. Я думал, ты — это кто-то другой.
— Я — это я, — закричал он. — Я — никто другой. Я — это я!
— Я думал, ты Джеми, — заорал я в ответ, закрывая глаза.
— Этот карлик? Ты ублюдок!
— Извини, я… — я остановился и подумал. Почему ты сказал карлик таким тоном? Он не виноват, что такого маленького роста, — сказал я.
— О, да? — пришел ответ. — Откуда ты знаешь?
— Как это, откуда я знаю? Он не виноват, он таким родился! — сказал я, начиная сердиться.
— Это же он тебе сказал.
— Он сказал мне что? — спросил я.
— Что он карлик! — сказал Эрик.
— Что?! — закричал я, с трудом веря собственным ушам. — Я же вижу, он — карлик, ты, идиот!
— Он хочет, чтобы ты так думал! Может, он на самом деле пришелец! Может, остальные пришельцы еще ниже ростом, чем он! Откуда ты знаешь, что он на самом деле не гигант из очень низкорослой расы инопланетян? А?
— Не будь идиотом! — крикнул я в ответ.
— Ладно, — вдруг сказал Эрик спокойным голосом, и секунду или две я думал, это кто-то другой говорит и не удивился, когда он продолжил в тоне нормальной беседы. — Как твои дела?
— А? — сказал я, запутавшись. — А… Хорошо. Хорошо. А твои?
— Неплохо. Почти здесь.
— Что? Тут?
— Нет. Здесь. Боже, на таком расстоянии не может быть плохой связи, правда?
— Каком расстоянии? А? Я не знаю, — я положил руку на лоб, чувствуя как теряю нить разговора.
— Я почти здесь, — устало объяснил Эрик, спокойно вздохнув. — Не тут. Я уже тут. Как еще я бы мог звонить отсюда?
— Но где тут? — сказал я.
— То есть ты опять не знаешь, где ты? — с сомнением в голосе сказал Эрик. Я опять закрыл глаза и застонал. Он продолжил. — И ты обвиняешь меня в забывчивости. Ха!
— Слушай, ты, чертов сумасшедший! — заорал я в зеленый пластик трубки, вцепившись в нее, получил стрелы боли по руке и почувствовал, как искажается мое лицо. — Ты мне надоел, звонишь сюда и нарочно ничего не понимаешь. Прекрати играть! — я хватал воздух ртом. — Ты отлично знаешь, о чем я говорю, когда спрашиваю о тут! Я спрашиваю, где ты находишься, черт возьми! Я знаю, где я и ты знаешь, где я. Прекрати меня запутывать, о'кей.?
— Хм. Хорошо, Франк, я понял, — ровным голосом сказал Эрик. — Но я не могу тебе сказать, где я или кто-нибудь может услышать. Понимаешь?
— Хорошо, хорошо, — сказал я. — Но ты не в будке?
