– Завтра.
– Хорошо, завтра. Поехали, Марина! Я заказал ужин в «Охотничьем домике». Моя машина за углом.
– Я не могу оставить здесь машину, – сказала она, молясь, чтобы Валера наконец убрался. – Ее украдут. Я поеду следом за тобой.
– Нет, Марина! – Валера снова схватил ее руку сильными пальцами. – Поедешь со мной! Твоя машина останется здесь.
Ситуация складывалась нелепая. Здравый смысл подсказывал Марине, что нужно не сопротивляться, а, наоборот, во всем соглашаться с Валерой. Главное – убраться отсюда, пока он не передумал и не стал снова настаивать на ночной прогулке по кладбищу. Псих!
Валера вел машину левой рукой, а правой обнимал Марину за плечи. Больше всего ей хотелось стряхнуть с себя его руку, но она терпела. Валера, которого она знала до сих пор, и сегодняшний идиот-шутник были совершенно разными людьми. Валера прежний целовал ей руки и говорил комплименты на своем русском языке, в котором слышалась очаровательная нерусскость. Он звонил ей из Стокгольма каждые два-три дня. Как она ждала его звонков! Валера теперешний вгонял ее в состояние оторопи.
Они виделись всего три раза – один раз на передаче Людмилы Герасимовой и два раза в музее, куда Валера приходил рассмотреть поближе коллекцию дядюшки. Они обедали в небольшом ресторанчике рядом с музеем. Музейные крыски еще неделю смотрели на нее блестящими от любопытства глазами и перешептывались. Валера производил впечатление мягкого, воспитанного и тонкого человека… Лишь изредка бегло взглядывал ей в глаза, и в его взгляде читался неподдельный мужской интерес, так льстивший ей. В нем было столько деликатности, понимания… И профессии у них сходные – у Валеры две художественные галереи, в Стокгольме и Хельсинки. Как она мечтала, что они будут работать вдвоем, ездить по всему миру, заглядывать в самые отдаленные его уголки, посещать известные аукционы, покупать антиквариат, картины, скульптуры… и взаимопонимание у них – с полуслова, с полувзгляда…
«А ведь старый Рунге был сумасшедшим… – вдруг обожгла ее мысль. – Вдруг это у них семейное?»
В ресторане, на людях, Марина пришла в себя. Ей даже стали казаться нелепыми «кладбищенские» страхи. Всякий шутит по-своему. Ведь ее собственная идея была ничуть не лучше. Мужчинам, даже самым тонким, все равно не хватает чего-то… возможно, чувства меры… Они устроены иначе.
«Так задумано природой, – философски подумала Марина, почти забыв пережитый страх. – Таковы особенности психики мужчины и женщины…»
…Она рассеянно рассматривала ресторанную публику. Шикарные яркие платья женщин, бриллианты, сдержанных тонов костюмы мужчин – все здесь кричало о деньгах. Валера бросился отодвигать кресло, потом чуть задержал руку на обнаженном плече Марины. Теплая расслабляющая атмосфера ресторана, состоящая из запахов духов и хорошей еды, негромкого звука голосов, журчащего смеха женщин на фоне едва слышной классической музыки, окутала Марину. «Как много красивых лиц!» – подумала она, улыбаясь, чувствуя себя красивой и желанной. Валера накрыл ее руку своей. Прикосновение его было полно нежности. Чудовище снова превратилось в прекрасного принца. Глаза их встретились. Марина улыбнулась… и ничего не почувствовала. Ничего из того, что она испытывала раньше, встречаясь с ним глазами. Нет контакта, нет вспышки, нет укола в сердце. Нет ничего, кроме недоумения.
Стерлядь с тушеными овощами была выше всяческих похвал. Блюдо называлось «Полина Виардо».
«Нужно будет привести сюда Кольку, он любит рыбу, – подумала Марина и замерла, приоткрыв рот. – А… как же Валера?»
Она взглянула на него. Он улыбнулся ей в ответ. И тут Марине вдруг пришло в голову, что Валерий Рунге, собственно говоря, и не делал ей предложения. Он не пытался поцеловать ее или встретиться наедине. Он даже не намекал на совместное будущее. Все, что она напридумывала, было лишь плодом ее воображения. Мысль эта так поразила Марину, что она положила вилку.
«Нет, – сказала она себе спустя мгновение. – Он влюблен! Конечно, влюблен! А у меня заниженная самооценка. Как он на меня смотрит, как берет за руку… Как мило шутит! – подсказал кто-то каверзный из-под руки. – Брысь! – отмахнулась Марина. – Сегодня Валера сделает мне предложение! И все у нас будет хорошо!»
Но мысль получилась натужная и прежней радости уже не доставила.
– Мар-риночка, – произнес Валера, когда принесли кофе, – у меня к тебе серьезное предложение.
Марина улыбнулась в ответ, склонив голову к правому плечу. Она знала, что в этой позе она неотразима. Колька всегда повторял: стоит ей склонить голову к плечу, у него прямо «мурашки… и сердце выскакивает!»
– Мар-риночка… Ты знаешь, самая большая ценность для меня – это есть семья, семейные связи. К сожалению, у меня нет близких родственников, у дяди Вени не было детей, – он печально покивал. – С маминой стороны тоже никого не осталось. А родные приемного отца… Там совсем не такие отношения, как здесь… Ты себе не представляешь, какой я одинокий. Только работа… как наркотик. Дядя единственный мой родственник, и хотя мы почти не виделись…
Марина слушала Валеру с растущим недоумением. При чем тут старый Рунге? Он одинок, значит, она не ошиблась, у него далеко идущие планы. Странная манера, однако, начинать издалека. Она изобразила на лице внимание и ободряюще улыбнулась.
– Я в прошлый раз говорил с Ромой Мыльниковым, – продолжал Валера, держа ее руку в своей. – Рома Мыльников – это один знакомый брокер, работает в рекламе, я снимал через него квартиру. Я расспрашивал о тебе… Я все время думал о тебе… после той передачи… по TV. У тебя муж художник, да?
Марина удивленно смотрела на Рунге. Она ничего не понимала. При чем тут Рома Мыльников? И Колька?
– Понимаешь, – продолжал Валера, заглядывая ей в глаза, – я хочу взять на память… назови это сентиментальностью… Я знаю, я сентиментальный, когда дело касается моей семьи… У меня деловое предложение… к тебе и твоему мужу… к тебе в первую очередь.
– К моему мужу? – изумилась Марина. – Но…
– Да. К вам обоим. Но в первую очередь к тебе, Мар-рина. Я хочу взять на память одну вещь из коллекции дяди…
– Какую вещь?
– Картину! Картину из дядиной коллекции. Она не особенно ценная, но она дорога мне как память, как семейная реликвия. Я собираю у себя дома некоторые предметы старины. Дядя оставил свою коллекцию музею, это его воля, и она для меня священна, – Валера виновато развел руками, словно прося о снисхождении. – Но я бы хотел хоть что-то получить… Картину! Я помню ее с детства… Я приходил к дядюшке. Совсем маленький мальчик, подходил и смотрел… часами…
– Ван Страатен? – перебила шведа Марина.
– Ван Страатен? – удивился Валера. – О нет! Это подделка, такого художника не существовало. Я думаю, это писал под фламандцев какой-нибудь местный автор. Другая картина. Эверетт Шинн, американский импрессионист. Мой дед, Оскар Рунге, вывез эти картины из Америки в шестнадцатом году, еще до революции. Он торговал судами, хотел продавать их в Америку и ездил туда по приглашению самого барона Ротшильда. Картина стоила копейки… Ох, лучше бы мой дедушка не возвращался домой! – воскликнул Валера шутливо. – Лучше бы он остался в Америке!
