– Это о поэте, на день рождения к которому отправились эти поэты и писатели после визита к Любе?
– Ну да.
– Спрашиваю.
– Никакого дня рождения у него в тот день не было. Он вообще родился зимой! И весь этот банкет для него организовал Северцев!
– Как это?!
– А вот так. Северцев приехал к нему, вроде бы был весьма взволнован. Сказал, что в Союзе писателей не все благополучно, он того и гляди разделится на два, а то и на три лагеря, и надо бы им всем, как он сказал, объединяться, поэтому он и решил собрать всех у Саши, вроде как на день рождения...
– Очень странная история! И что Горевой?
– Удивился и очень обрадовался. Северцев привез продукты, выпивку, они с Горевым накрыли на стол, после чего Северцев уехал за гостями, и спустя час или полтора к Горевому нагрянула вся гоп-компания!
– А Северцев?
– Нет, он не возвращался. Да и как он мог вернуться, если его труп потом нашли в квартире Любы? Не мог же он быть одновременно в двух местах!
– В трех местах! Люба-то ждала его в ресторане! – воскликнул Денис.
– Денис, ты что-нибудь понимаешь?
– Нет, если честно.
* * *
Денис между тем продолжал вертеть в руках мягкий, без обложки, томик Любиных стихов.
Кто ты, парень?
Кем пришелся
Чужакам, что за кордоном?
Мясо пушечное жжется
Вместо тела – гематома.
Шапочка, очки и плед.
Катит сына мать по парку.
За коляской красный след,
Словно кровь на белом – яркий.
– Лиза тоже читала мне эти стихи. Говорит, что Люба написала их после того, как посмотрела документальный фильм о военном госпитале, где залечивали раны наши солдаты после Чечни.
* * *
В дверь позвонили. Глафира и Денис переглянулись. Кто бы это мог быть? Они притихли, словно воры.
– Давай посмотрим. Ленту-то мы сорвали... Может, пришел кто-то из родственников или друзей?
* * *
На пороге стояла женщина в белом спортивном костюме. Белые крашеные волосы собраны в хвост. Загорелое лицо – недовольное, сердитое.
– А вы кто, собственно? – спросила она резко. – И что делаете в моей квартире?
– Мы – следователи прокуратуры, – не моргнув глазом, сказала Глафира. – Работаем. А вы, судя по всему, вдова Владимира Северцева?
– Продолжаете рыться в наших вещах? Что вы пытаетесь найти?!
– Может, зайдете? – Глафира тоже разозлилась. – Что это вы кричите прямо с порога? Хотели, чтобы все подробности вашей жизни стали достоянием соседей?
* * *
Женщина вошла и машинально заперла за собой обе двери.
– Что вы здесь хотите найти? – спросила она, скорее уже расстроенным тоном. – Я приехала, чтобы взять кое-какие свои вещи. Знаете, неприятно все-таки, что квартира опечатана, что там постоянно роются чужие люди... Словно я преступница какая-то! Вы уж извините меня... Может, чаю?
* * *
Она вздохнула и, не дожидаясь ответа, прошла в кухню и принялась там хозяйничать.
– Вы не там ищете. Вот что я вам скажу! Вы же прекрасно знаете, что Володю убили вместе с Вадимом, вот там и копайте! Это он – богатый московский бизнесмен, может, задолжал кому-то, вот его и убрали... В нашем городе – чтобы запутать следствие. А я его не убивала, не травила. Зачем, раз он давал мне деньги? Да я в последнее время прекрасно жила! Мне вообще никогда непонятны были его литературные дела, меня бесило, что он издавал книжонки со стишатами каким-то недоделанным людишкам...
– Ну, вы и сказали! – удивилась Глафира тому цинизму, которым была пронизана эта произнесенная вдовой фраза. – Извините, не знаю, как вас зовут...
– Наталия Александровна. А что я такого особенного сказала? – В ее голосе прозвучал вызов.
– «Книжонки», «стишата», «людишки»... Это вы так о поэтах?
– Ну и что?! Вы думаете, что все, кому он издавал книги, являются поэтами? Что-то я сомневаюсь очень... Садитесь за стол... вот сахар, печенье. Господи, Володя умер, даже не верится... – Глаза ее наполнились слезами. – Вы никогда не поймете меня. Вот мы с Володей были мужем и женой, а по сути, давно уже стали друг другу чужими людьми. Скажите...
– Глафира.
– Скажите, Глафира, вот вам бы понравилось, если бы ваш муж целыми днями, вечерами и даже ночами пропадал в компаниях сомнительных людей, если бы он поил их, кормил? Если бы тратил кучу денег на издание их книг? Только на мгновение представьте себя на моем месте, и вам сразу станет все ясно!
– Ну... да... Наверное, это не очень-то приятно. А почему же вы тогда не развелись с ним?
– Из-за денег, наверное. Я уже давно нигде не работаю, все больше по хозяйству да на даче... Если бы мы разошлись, на что бы я жила? В моем возрасте не так-то легко найти другого мужа. А одна я жить не привыкла. Я вам все по совести говорю!
– Скажите, кто, по-вашему, мог пожелать смерти вашему мужу?
– Вот уж точно не знаю, – она замотала головой. – Володя никогда и никому не желал зла. Был очень добрым, щедрым. Его все любили. Где бы он ни появлялся, его просто боготворили. Оно и понятно – он всегда за все платил! Поэтому я просто не представляю себе, кому он так сильно помешал... Говорю же – его убили за компанию с Вадимом! Больше никаких объяснений не существует.
– Наталия Александровна, – осторожно, оглядываясь на Глафиру, подал голос Денис, – вы же не можете не знать, что вашего мужа и его друга Мещерского нашли в квартире Любови Гороховой?
– Любы? Да, конечно, знаю.
– Как вы это можете объяснить? Вы допускаете мысль, что это Горохова убила вашего мужа?
– Исключено. Она первая не пожелала бы ему смерти. Да она ему вообще всем обязана! Он поднял на пьедестал эту дурочку...
– Почему «дурочку»?
– Да потому, что вы просто не знали ее, а я знала, мне многое о ней рассказывали. Она же была... как бы это сказать... Юродивой, что ли. Нигде человек не работал... Жила одним днем. Стихи она, видите ли, писала! Ну и что? Володя тоже писал стихи, но он и деньги умел зарабатывать.
– Понятно... – оборвала ее Глафира. – Скажите, Наталия Александровна, в каких отношениях были ваш муж и Горохова?
– Ясно... Вы пришли, я вижу, чтобы поиздеваться надо мной. А вы как сами думаете, в каких они были отношениях?
* * *
Северцева раскраснелась, волосы ее растрепались, и выглядела она на самом деле униженной, жалкой.
– Извините, но у нас работа такая – задавать вопросы, – сказала Глафира. – Еще такой вопрос: Мещерский, друг вашего мужа, был знаком с Гороховой или нет?
