– Н-н-н-ик-кого, – заикаясь, выдавил из себя сторож, – я один.
– Отлично, – обрадовался главарь и пшикнул в лицо старику струю из баллончика с нервно-паралитическим газом. Тот захрипел, пошатнулся и сполз по стене на пол. Распахнув ударом ноги дверь, главарь вошел внутрь, за ним ввалились остальные. Он распорядился, чтобы проверили комнату охраны и все подсобные помещения. Все распоряжения звучали на французском языке, но бойцы великолепно его понимали. Сам главарь аккуратно прикрыл дверь, затем склонился над телом охранника, забрал у старика связку ключей, фонарик и двинулся следом за своими парнями.
В комнате охраны горел свет, и двое в масках разбивали прикладами видеорегистратор системы видеонаблюдения. Главарь указал им на провода, отходящие к камерам, и велел их обрезать. Со схемой явно было что-то не так. Он достал лист из проекта, сравнил с действительностью и понял, что видеонаблюдение в музее подверглось реконструкции, но изменения не нашли отражения в проекте. Выругавшись, главарь скомкал лист и засунул его себе в карман, после чего ключом снял с охраны залы музея.
– Алекс, что делать со стариком? – спросил один из налетчиков.
– Пусть отдыхает. Он нам не помеха, – спокойно ответил главарь.
Налетчики толпой прошли в главный зал. Над арочным входом красовался баннер с надписью: «Искусство соцреализма 1930–1940 гг. Философские принципы историзма и диалектического понимания бытия».
Главарь жестами показал на нужные витрины, и зал тут же наполнился звоном битого стекла. Налетчики хватали экспонаты – гравюры, открытки, скульптурки и прочую мелочь. Ступая по битому стеклу, главарь подошел к стенду с монетами и купюрами прошлых лет различного достоинства, разбил стекло автоматом и стал сгребать деньги в сумку.
Клод Масон, один из налетчиков, вместе со своей подружкой Зое остался в машине. Двигатель был включен, на случай, если придется быстро делать ноги. В ушах у него торчали наушники, в которых гремела музыка, но он ее не слушал, напряженно ожидая возвращения остальных.
– Расслабься, все будет хорошо, – Зое усмехнулась и погладила его по колену.
Клод вздрогнул, но не обернулся. Его глаза неотрывно следили за входом в музей. Нервы были на пределе, и все вокруг казалось чужим и угрожающим. Зое придвинулась ближе и снова начала приставать к нему. Сначала он лениво сопротивлялся, но когда ее ласки стали более требовательными, повернулся и вскрикнул:
– Эй, ты спятила! Прекрати!
В этот момент его сзади окликнули. Клод медленно повернулся. У машины стояли двое в милицейской форме. Полный краснолицый лейтенант козырнул ему. Клод вспомнил, что тоже в форме, а значит, надо ответить. Алекс показывал, как отдают честь русские милиционеры, и Клод попробовал повторить жест. Судя по лицам патрульных, экзамен он не сдал. Краснолицый сержант помрачнел и покосился на напарника – смуглого невысокого парня с сержантскими нашивками. После секундной заминки лейтенант требовательно спросил:
– Что вы здесь делаете? Нам ничего не сообщали о проведении каких-либо мероприятий.
Клод не понял ни единого слова из сказанного. Он вообще не понимал по-русски, только «здравствуйте», «пожалуйста», «спасибо» и еще с десяток общеупотребительных слов, которые выучил в самолете по пути в Москву. Отправляясь в Россию, он больше всего боялся, что произойдет нечто похожее. Лейтенант тем временем ждал ответа. Клод набрал в легкие воздуху, еще даже не решив, что скажет, но тут Зое подняла голову от его колен и улыбнулась патрульному, сверкая большими зелеными, как изумруды, глазами.
– А, развлекаетесь… – озадаченно пробормотал лейтенант, воззрившись на вынырнувшую снизу девушку. Его губы тронула улыбка.
Расценив улыбку лейтенанта как хороший знак, Клод счел долгом кивнуть и добавить:
– Да, да… Хорошо.
Лицо лейтенанта вытянулось. Акцент спецназовца ему совсем не понравился, да и машина странная. Его рука быстро потянулась к оружию:
– А предъявите-ка документы!
Ждать дальше не имело смысла. Клод, как спущенная пружина, выскочил из машины, ударив лейтенанта дверцей, второго свалил ударом ноги, затем метнулся к краснолицему и вырубил его ударом в лицо. И снова на площади перед музеем наступила тишина.
– Ну, ты крут, – хихикнула Зое, откидывая назад длинные светлые волосы.
Клод оглянулся и увидел остальных. Они вышли с сумками через центральный вход и зашагали к машине.
– Это еще что? – удивился Алекс, срывая с лица маску.
– Они подошли, стали что-то спрашивать, вот и пришлось их вырубить, – виновато оправдывался Клод.
– Они видели твое лицо, – медленно произнес Алекс, глядя на свой автомат.
– Ну и что, – пожал плечами Клод, – ведь по плану мы завтра сваливаем из России.
Алекс задумался. Ему очень не хотелось оставлять трупы. Операция должна была пройти бескровно и бесшумно. Убийство стражей порядка вызовет ответную реакцию местных властей, и тогда милиция всерьез возьмется за расследование. Одно дело – грошовая кража, и совсем другое – убийство представителей правоохранительных органов. Перекроют дороги, а это может помешать им спокойно покинуть город.
– Прикончим их, – хрипло предложил Пьер Арно, мрачный громила, за плечами которого было уже не одно убийство.
– Нет, – отрезал Алекс, – все в машину. Убираемся отсюда.
3. 1930 год
Кабак на Кривой являл собой одно из питейных заведений, которыми во времена нэпа был заполонен весь город. Свертывание новой экономической политики, увеличение налогов и гонения повлекли за собой банкротство многих шинкарей, но трактир на Кривой процветал всем врагам назло, и тому было несколько причин. Улицы вокруг кабака представляли собой настоящие трущобы и были столь запутаны, что посторонний человек сразу терялся в этом лабиринте грязных проходных дворов, лавок и покосившихся заборов. Благодаря этому обстоятельству кабак вскоре облюбовал преступный элемент для своих сходок. Случись какая облава, всегда можно было легко уйти и замести следы. В кабаке имелось все для удобства клиента: живая музыка, выпивка, наркотики, девочки, азартные игры, даже принимали краденое. Рядом на улицах часто находили трупы, а с наступлением темноты в этот район лучше вообще было не соваться, конечно, если ты сам не блатной.
Сергей Лапин вошел в трактир и сразу направился к столику за ширмой, который держали специально для него. По пути он обменялся рукопожатиями с несколькими приятелями, остальным, кого знал, просто кивал. Опытным глазом Лапа сразу отметил, что смотрят на него как-то по-особому, не так, как всегда. Во взглядах обитателей трактира чувствовалась какая-то настороженность, точно в руке у него была бомба с зажженным фитилем. Что-то определенно изменилось. В воздухе стоял густой табачный дым. Слышались хохот, разговоры. На сцене Эльвира, рыжеволосая красавица-певица, пела проникновенным голосом:
