— А как насчет компании-спонсора? С ними ты не связывался?
— Нет. Не думаю, что они знали, кто приглашен, помимо своих сотрудников, которые прилетели из Америки. Я уверен, что Мэри-Лу Фордэм, та самая женщина из маркетинга, которая погибла, добавила к списку американцев англичан после того, как покрутилась здесь и поняла, кто есть кто. Я помню, что до ленча она очень сердилась, потому что два тренера из города в последнюю минуту отказались прийти. И я, похоже, знаю, кто это.
— А их ты спросить не можешь?
— Вчера спросил одного из них. — Вчера я позвонил Джорджу Кейли. — Но он сказал, что это сложно — знать, кого пригласили на мероприятие, на котором ты сам не был.
— Наверное, это так, — кивнула Каролина. — А как насчет раненых сотрудников компании-спонсора? Кто-то из них может знать, кого приглашали.
— Я об этом тоже подумал. Согласно вчерашней местной газете, двое из них все еще в отделении интенсивной терапии, а остальных уже отправили в Америку.
Я попросил проходящего мимо официанта принести счет, и меня чуть передернуло, когда я увидел, в какую сумму обошелся обед. В «Торбе» на такую сумму до отвала наелась бы большая семья, а в недорогом баре напилась бы целая армия, но наслаждение, полученное от обеда с Каролиной, стоило любых денег.
Я предложил отвезти ее домой в Фулем, но она заявила, что прекрасно доберется сама, если я посажу ее в такси. И настояла на своем. С неохотой я остановил черное такси, и в салон она вошла одна.
— Я тебя еще увижу? — спросил я через открытую дверцу.
— Конечно. Мы увидимся в суде.
— Я не про это!
— А про что?
— Не знаю. Еще обед? День на скачках? — Мне-то больше всего хотелось пригласить ее в свою кровать.
— Что будешь делать через две недели в четверг? — спросила она.
— Ничего, — ответил я. Разве что готовить шестьдесят ленчей и сотню обедов в «Торбе».
— Я должна сыграть концерт для альта с оркестром в «Кадогэн-Холл». Приходи и послушай.
— С удовольствием. Потом пообедаем?
— Конечно. — Она улыбнулась мне во все тридцать два белоснежных зуба, дверца захлопнулась, и такси уехало. Я же остался на тротуаре, чувствуя себя покинутым и одиноким. Неужели я настолько отчаялся, спросил я себя, что готов наброситься на первую попавшуюся женщину? Каролина собиралась подать на меня в суд, потребовав выплаты десяти тысяч фунтов, и, наверное, мне следовало быть более осторожным, не рассказывать ей так много? Но между нами возникла определенная связь, я в этом не сомневался. Даже в пятницу вечером, по телефону, я почувствовал, что мы поладим, и был нрав. Никакого отчаяния нет, сказал я себе, я все сделал правильно. Но тогда почему у меня щемит сердце из-за того, что мы расстались?
Я остановил другое такси и с неохотой попросил водителя отвезти меня на вокзал Кингс-Кросс, а не на Тэмуорт-стрит в Фулеме.
Я вскочил в последний поезд на Кембридж за минуту до отхода. Сел и задумался о том, что обсуждал с Каролиной. Поезд тронулся, отправившись на северо-запад, чтобы через час десять доставить меня домой.
Почему-то, когда я облачал свои мысли в слова, они становились более убедительными. Однако я все еще чувствовал, что власти отметут мою версию, найдя ее слишком уж вычурной. Но, с другой стороны, не смотрелась она более вычурной, чем организация ближневосточной террористической группой взрыва бомбы на ипподроме Ньюмаркета с целью ликвидации арабского принца.
Полностью я, конечно, в это не верил, но, если мое предположение, что гостей на обеде отравили, чтобы кто-то не смог прийти на ленч, соответствовало действительности, тогда бомбой взорвали именно тех, кого и намечали. Но чем «Делафилд индастрис» не угодила кому-то, да еще до такой степени, что их десант в Англию решили взорвать в знаменательный для компании день? Кто хотел убить или покалечить Элизабет Дженнингс или Брайана и Джун Уолтерс и почему? А может, реальной целью были Ролф Шуман, Мэри-Лу Фордэм и остальные американцы?
Я знал, что «Делафилд индастрис» производит тракторы и комбайны, но чем еще они занимались? Я решил с утра поискать в Интернете информацию и о компании, и о Ролфе Шумане.
Привалившись к спинке, я переключился мыслями на более приятное, вроде концерта в «Кадогэн-Холл», назначенного на четверг, двумя неделями позже. По правде говоря, я не считал себя большим любителем классической музыки, но с огромным удовольствием выслушал бы всю программу, предвкушая последующий обед с Каролиной. От одной мысли об этом мои губы изогнулись в улыбке, хотя пятнадцать дней без Каролины казались мне очень уж долгим сроком. Я даже подумал, а не удастся ли мне выманить ее в Ньюмаркет раньше, скажем, завтра.
Поезд прибыл на станцию Кембридж в двадцать пять минут второго. Как и обычно в столь поздний час, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы не заснуть, иначе поезд увез бы меня в Кингс-Линн или куда-то еще.
Автомобиль я оставил на стоянке у станции, как делал всегда, уезжая в Лондон. В пять вечера мне с трудом удалось найти свободное место, но теперь мой старенький «Гольф» дожидался меня в дальнем конце стоянки в гордом одиночестве. За вечер я выпил лишь полбутылки вина, при этом съел плотный обед, завершив его чашкой кофе. Прошло чуть ли не три часа с того момента, как мы с Каролиной допили вино и расстались, вот я и полагал, что могу сесть за руль, не подвергая угрозе ни себя, ни окружающих.
Я несколько удивился, обнаружив, что автомобиль не заперт. Более того, водительскую дверцу даже не захлопнули. Я не помнил, чтобы оставил «Гольф», не заперев его, но, с другой стороны, такое в прошлом случалось. Да и дверной замок после стольких лет эксплуатации барахлил. И требовалось сильно хлопнуть дверцей, чтобы он закрылся. В мастерской мне не раз и не два предлагали поменять замок, но я всегда отказывайся, говоря, что новый замок будет стоить чуть меньше, чем дадут за весь автомобиль.
Я обошел «Гольф». Осмотрел колеса, убедился, что ни одно не спущено. Опустился на четвереньки и заглянул под днище. Ничего. Даже открыл капот и глянул на двигатель. Я, конечно, не знал, как выглядит бомба, и мои шансы что-то заметить не следовало оценивать высоко, но вроде бы никаких подозрительных предметов, подсоединенных к электрическим проводам автомобиля, я не увидел. Может, я становился параноиком? Причину, конечно же, следовало искать во всех этих версиях с отравлением и взрывом. Однако сердце в груди определенно билось сильнее, чем обычно, когда я повернул ключ зажигания.
Двигатель тут же ожил, как и положено. Я придавил педаль газа, он взревел, но внутри ничего не ударялось и не щелкало. Я покрутил руль и опять не заметил ничего необычного. Проехал чуть вперед, резко нажал на педаль тормоза. Автомобиль остановился как вкопанный. Я сделал несколько кругов по площадке, по и против часовой стрелки, энергично вращая руль. На все мои телодвижения «Гольф» реагировал должным образом. «Я действительно параноик», — сказал я себе и поехал домой, куда добрался безо всяких приключений, хотя по пути, на прямых участках дороги, неоднократно проверял тормоза, с силой нажимая на педаль.
