Я вернулся в гостиную, и вовремя. Миссис Шуман и Каролина появились в дверях, едва я сел на один из бело-зеленых диванов.
— Извините, — посмотрела на меня миссис Шуман. — Не смогла сдержаться.
— Я понимаю, — покивал я. — Не следовало нам вас тревожить. Уж простите, что разбередили вашу рану. Мы поедем. — Я встал.
— Нет, нет, — запротестовала она. — Так хорошо, когда в доме кто-то есть. Побудьте еще немного. Вы приехали издалека. А я действительно хочу услышать о том, что произошло на ипподроме.
Я снова сел. Рассказал о случившемся, опустив самые кровавые подробности. Она сидела не шевелясь, впитывая каждое слово. Раз или два глаза наполнились слезами, но ей удалось сдержаться.
— Спасибо, что рассказали мне, — поблагодарила она меня. — Это так трудно, ничего не знать.
— Я очень сожалею, что все так вышло.
Дороти натужно мне улыбнулась и кивнула.
— Хотите пить? — спросила она. — У меня на кухне есть ледяной чай.
Я посмотрел на часы. Самое начало первого.
— С удовольствием.
Втроем мы пошли на кухню, и Дороти наполнила три высоких стакана золотистой жидкостью, предварительно положив в них по ломтику лимона. Я всегда предпочитал пить чай горячим, но пришлось признать, что ледяной чай очень вкусный и прекрасно утоляет жажду. Мы с Каролиной сели, как сказала Дороти, у «бара». Кухня производила впечатление и размерами, и видом на озеро и город на противоположном берегу. А «баром» была одна из сторон стойки по центру кухни.
— Дороти, — спросил я, — можете вы назвать причину, по которой кто-то мог убить Ролфа?
Она замерла, заполнив лишь наполовину один из наших опустевших стаканов, посмотрела на меня.
— В местной полиции мне сказали, что бомба предназначалась не Ролфу. Его взорвали по ошибке.
— Я знаю, — кивнул я. — Но вдруг полиция не права?
Дороти тяжело опустилась на один из свободных стульев.
— Вы думаете, кто-то хотел убить именно Ролфа?
— Да, — ответил я. А после долгой паузы добавил: — Как по-вашему, кто мог желать его смерти?
Она рассмеялась с горечью.
— Только около тысячи местных. Их всех уволили прошлой зимой. И они все винили Ролфа.
— Но они, конечно же, не…
— Нет, нет. Это несерьезно.
— Вы можете назвать кого-то еще, кто хотел бы убить его и причинить урон компании?
Она поджала губы, покачала головой.
— Вы знаете человека по фамилии Комаров? — спросил я.
— Конечно. Я очень хорошо знаю Питера. Он импортирует пони. Но вы же не хотите сказать, что он как-то связан с этим взрывом?
— Не знаю. Просто поинтересовался, слышали вы о нем или нет.
— Он и его жена останавливались у нас. — Тон однозначно указывал, что гости этого дома вне подозрений. — Они наши друзья.
— Многих людей убивали именно друзья, — напомнил я.
«Et tu Brute?»
[39]
И тут же задал следующий вопрос:
— Когда именно Комаровы останавливались у вас?
— Когда приезжали по каким-то делам, связанным с поло.
— В «Лейк кантри поло-клаб»? — уточнил я.
— Да. Ролф там вице-президент.
— А у самого Ролфа есть пони?
— Сотни, — ответила Дороти. — Я бы хотела, чтобы он уделял мне столько же времени, сколько тратит на это чертово поло. — Она замолчала, посмотрела в окно. Понимала, что теперь в жизни добавится трудностей.
— Питер Комаров как-то связан с клубом поло? — спросил я.
Она вновь повернулась ко мне.
— Не думаю. Но я знаю, что все его лошади после прибытия в страну несколько дней проводят на территории клуба.
— А откуда привозят лошадей?
— Думаю, из Южной Америки — Аргентины, Уругвая, Колумбии.
— И куда их отправляют после пребывания в клубе поло?
— Развозят по всей стране. Я иногда ездила на аукционы с Ролфом. Вы знаете, в Кинленде, штат Кентукки, и в Саратоге.
Я слышал об обоих этих местах. Там проводились крупнейшие аукционы чистокровных скаковых лошадей.
— Так в клуб привозят не только пони?
— Я думаю, по большей части пони, но есть и скаковые лошади.
— А почему их поначалу привозят в клуб поло?
— Честно говоря, не знаю. Они прибывают на самолетах в аэропорт О'Хэйр или в аэропорт Милуоки, а потом их в специальных фургонах привозят в клуб. Может, они нуждаются в акклиматизации, или им надо привыкнуть к новому часовому поясу. Я думаю, они остаются в клубе на неделю, а потом их увозят на продажу. Разумеется, кроме тех, что Ролф оставляет себе. — Она вздохнула, и в глазах снова заблестели слезы.
— Мне представляется странным, что скаковых лошадей сразу не везут на продажу, — заметил я.
— Ролф говорит, что их должен осматривать ветеринар. И еще есть какие-то дела с шарами.
— Шарами?
— Да, — кивнула Дороти. — Металлическими шарами. Они имеют какое-то отношение к перелету. Точно я не знаю, но после прибытия каждого самолета с лошадьми у нас дома несколько дней стоит большая коробка с этими шарами.
— А сейчас они у вас есть? — спросил я.
— Думаю, несколько должны лежать в столе Ролфа.
Дороти вышла из кухни, но вскоре вернулась со сверкающим металлическим шаром размером в мяч для гольфа. Положила его на стойку передо мной, и я его взял. Ожидал, что он будет тяжелым, как гиря, но, полый внутри, весил шар совсем ничего.
— Для чего они? — спросил я Дороти.
— Понятия не имею. Но, думаю, как-то они связаны с пони.
— Могу я взять этот шар?
— Не уверена, что Ролф похвалит меня, если я отдам его вам, — ответила Дороти. — Он ими очень дорожит. Всегда пересчитывал, чтобы ни одного не пропало.
— Но, возможно, шар поможет выяснить, что послужило причиной взрыва.
— Вы действительно так думаете? — В глазах Дороти зажглась надежда.
— Точно не знаю, но возможно.
— Тогда можете его взять. Но должны пообещать, что вернете его, когда надобность в нем отпадет.
Я пообещал, а Каролина улыбнулась Дороти.
Мы уехали из дома Шуманов без пяти два, соблазненные предложением остаться на ленч и съесть сандвич с ветчиной и сыром. В результате задержались дольше, чем следовало. Я вырулил на автостраду 94 и с силой надавил на педаль газа. От Чикаго нас отделяла сотня миль, а репетиция оркестра начиналась у Каролины в четыре часа. И не следовало забывать, что ей требовалось время, чтобы заскочить и отель — взять платье для концерта и любимый альт. Вот и приходилось спешить.
