– Да, собачки принцессы вели себя очень странно! – проговорил, не вставая из-за карточного стола, граф де Полиньяк, самый интересный и остроумный мужчина в окружении молодой королевы. – Я свидетель, они были чрезвычайно напуганы! Не знаю, конечно, что послужило причиной этого переполоха…
– Вот видишь, Туанетта, граф тоже это заметил! Говорю тебе: это, несомненно, был покойный кардинал! Он был в алой кардинальской мантии и в парике и прошел через салон, прежде чем удалился в музыкальную комнату.
– Моя дорогая свояченица, не пора ли вам присоединиться к игре? – подал голос младший брат короля, принц Карл. – Я чувствую, что вам сегодня повезет!
В отличие от своих чрезмерно тучных старших братьев Карл был красив и строен. Повеса и шутник с лицом испорченного, избалованного ребенка, он был непременным участником всех развлечений Марии-Антуанетты.
– Нет, сегодня я не стану играть! – проговорила королева, покосившись на карточный стол. – Я слишком устала, у меня был тяжелый день.
На самом деле ей чертовски хотелось играть, но она не могла себе этого позволить: накануне она и так слишком много проиграла, и касса ее была пуста. А самое главное – она не сомневалась, что об этом проигрыше непременно сообщат в Вену ее матери, австрийской императрице Марии Терезии, и тогда ей не миновать многословных упреков и поучений.
– Я уверена, что кардинал что-то хотел сообщить, – продолжала принцесса Роган. – У него был такой странный, такой многозначительный вид… он хотел что-то сообщить мне… а может быть, и тебе, но, поскольку тебя здесь не было…
– Хорошо, чего же ты от меня хочешь? – спросила королева, с трудом сдерживая раздражение.
Все-таки принцесса с ее видениями иногда бывает просто невыносима! Но надо отдать ей должное: она удивительно умна и образованна, кроме того, сказочно богата и щедра, никогда не жалеет для своих друзей денег и времени.
– Прошу тебя, Туанетта, приди завтра пораньше. Что-то подсказывает мне, что кардинал снова появится, и в твоем присутствии он будет более разговорчив.
– Ну, хорошо, моя дорогая: я непременно приду, обещаю тебе. Завтра у меня не так много дел, как сегодня, только один обязательный прием и встреча с портнихой, и, как только я освобожусь, приду к тебе.
Дмитрий Алексеевич снова вошел в антикварный магазин и прямиком направился в тот закоулок, где стоял злополучный клавесин. Навстречу ему метнулся было очередной продавец – на этот раз сутулый длинноносый тип с нездоровым желтым лицом, но Старыгин отмахнулся от него и, пробравшись между тесно составленными шкафами, остановился перед клавесином. Продавец пожал плечами и, как его коллега, тоже скрылся за массивным буфетом из карельской березы.
Оглядев инструмент, Старыгин вспомнил наставления специалиста по мебельным тайникам. Как он сказал? О тайнике говорит едва заметное нарушение симметрии, излишне выступающая или отличающаяся по стилю деталь…
Он немного отступил, насколько позволяла магазинная теснота, и снова пригляделся к инструменту. Изящно выгнутые ножки, резные боковины, легкая откидная крышка – все говорило о том, что перед ним – прекрасное изделие искусного французского мастера восемнадцатого века. Но клавесин вовсе не спешил выдавать свои тайны, если, конечно, они у него действительно были… тонкая резьба, изумительный рисунок драгоценной древесины, изысканные формы, и нигде не заметно отступлений от единого замысла, все выдержано в едином стиле, в единых пропорциях.
Дмитрий Алексеевич поднял крышку и пробежал пальцами по клавиатуре инструмента. А вот и вензель, о котором говорила Лиза…
Старыгин никогда не учился игре на фортепьяно, тем более на клавесине, но слух у него был неплохой, и он сразу понял, что одна из нот фальшивит. Почему бы это? Может быть, старинный инструмент расстроен? А если…
Он поднял заднюю крышку, за которой пряталось внутреннее устройство. Клавесины отличаются от фортепьяно тем, что вместо молоточков у них внутри находятся плектры, кожаные язычки, защипывающие струну при нажатии клавиши.
Дмитрий Алексеевич снова тронул пальцем подозрительную клавишу и проследил, какая струна пришла в движение. Склонившись над декой, коснулся ее в том месте и нащупал едва заметный выступ. Именно из-за этого выступа нота звучала неправильно…
Старыгин надавил на выступ, легонько утопил его пальцем, как кнопку, – и тут одна из резных боковых панелей клавесина откинулась, как дверца шкафчика.
Внутри что-то белело.
Дмитрий Алексеевич запустил руку в тайник и вытащил хрупкий, пожелтевший от времени небольшой конверт.
– Эй, что вы там делаете? – донесся до него из-за старинного секретера подозрительный голос приближающегося продавца.
На этот раз подошел тот, первый, в поношенном пиджаке с глазами снулой рыбы. Очевидно, первоначальное предположение Старыгина, что из-за этого буфета не возвращаются, было ошибочным.
Старыгин сунул свою находку за пазуху и поспешно захлопнул дверцу тайника.
– Ничего особенного, должен же я осмотреть вещь, которая меня заинтересовала? – проговорил он ворчливым тоном. – А может быть, это новодел!
– Мы у себя в магазине новоделом не торгуем! – возразил продавец, протискиваясь к Старыгину. – Ну что – осмотрели?
– Допустим. Но уж больно цена высока…
– Ничего не могу поделать, такую цену установил владелец вещи, – отозвался продавец, пожав плечами. – Магазин от себя прибавляет только маленький процент.
– Ну-ну, маленький процент! Знаю я этот маленький процент! – проворчал Дмитрий Алексеевич и двинулся в направлении к выходу.
Лиза все еще сидела за столиком кафе, глядя в пространство отсутствующими глазами и рисуя на столешнице пальцем какие-то узоры.
Она подняла на приблизившегося Старыгина грустные глаза и спросила:
– Ну что? Конечно, вы ничего не нашли?
– Что-то нашел, – возразил тот, усаживаясь напротив девушки. – Только, по-моему, это совсем не похоже на завещание.
Он достал из-за пазухи конверт, аккуратно открыл его, вынул сложенный вдвое пожелтевший листок бумаги и положил его на стол.
Они с Лизой сдвинулись головами, разглядывая находку.
Да, несомненно, это было не завещание.
– Ноты! – В голосе Лизы удивление примерно в равных дозах перемешалось с разочарованием.
Теперь и Старыгин видел, что на столе перед ними лежал листок нотной бумаги, покрытый непривычными мелкими значками.
– Неужели покойная старушка прятала в тайнике ноты романса, популярного во времена ее молодости?
– Вряд ли это романс, – возразила Лиза. – Приглядитесь-ка…
– Действительно, какие-то странные ноты… – проговорил Дмитрий Алексеевич, разглядывая запись.
