— Нет. Здесь, в Лондоне. Секретаршей.
— А деньги у тебя есть?
— Дорогая Элли, — сказала Грета, — как у меня может не быть
денег, когда ты заранее сделала мне королевский подарок, выписав чек на
солидную сумму?
По-английски она говорила отлично, почти без акцента, хотя
порой употребляла невпопад кое-какие разговорные обороты.
— Я чуть-чуть повидала мир, нашла себе в Лондоне квартиру и
накупила множество разных вещей.
— Мы с Майклом тоже купили кучу вещей, — сказала Элли,
улыбаясь при воспоминании о том, как мы делали покупки.
Мы и вправду в наших путешествиях по Европе не теряли
времени даром. Как хорошо иметь при себе доллары — нам были нипочем все
ограничения нашего британского казначейства. В Италии мы накупили парчи и
тканей для домашних нужд. В той же Италии и во Франции приобрели несколько
картин, уплатив за них бешеные деньги. И мне открылся целый новый мир, о
котором я никогда и мечтать не смел.
— У вас обоих прямо ликующий вид, — отметила Грета.
— Ты еще не видела нашего дома, — сказала Элли. — По-моему,
он будет изумительным. Таким, каким мы и мечтали его видеть, правда, Майк?
— Я его видела, — призналась Грета. — В первый же день после
приезда в Англию я наняла машину и съездила туда.
— Ну и? — спросили мы с Элли в один голос.
— Ну, не знаю… — протянула Грета, неодобрительно покачав
головой.
Огорченная Элли разом сникла. Но меня-то не проведешь. Я
сразу понял, что Грета шутит. Мне пришло в голову, что шутит она зло, но едва
эта мысль успела возникнуть, как Грета рассмеялась звонким мелодичным смехом,
который заставил окружающих обернуться в нашу сторону.
— Видели бы вы ваши физиономии, — сказала она, — в
особенности твою, Элли. Мне просто захотелось вас немножко подразнить. Дом —
чудо, блеск. Этот архитектор — гений.
— Да, — подтвердил я, — он человек незаурядный. Когда вы
познакомитесь с ним…
— Я с ним уже знакома, — перебила меня Грета. — Он был там,
на стройке, когда я приехала. Да, он и вправду личность. Только есть в нем
что-то жутковатое, вы не находите?
— Жутковатое? — удивился я. — В каком смысле?
— Не знаю. Такое впечатление, будто он видит тебя насквозь.
А это всегда неприятно. — И добавила:
— У него какой-то болезненный вид.
— Он болен. Очень болен, — сказал я.
— Как жаль. А что с ним, туберкулез или что-то еще?
— Нет, — ответил я, — не туберкулез. По-моему, у него что-то
с кровью.
— Понятно. Но ведь в наши дни врачи способны лечить
практически любые заболевания — правда? — если только не отправят на тот свет,
прежде чем вылечат. Ладно, хватит о нем. Давайте поговорим о доме. Когда его
построят?
— Похоже, скоро. Никогда не думал, что можно так быстро
строить дом, — заметил я.
— Когда есть деньги, можно все, — отозвалась Грета. — Работа
идет в две смены, и к тому же рабочим выплачивают добавочное вознаграждение. Ты
даже не представляешь себе, Элли, как замечательно иметь такие деньги, как у
тебя.
Зато я представлял. За последние несколько недель я многому
научился. После женитьбы я попал в совершенно другой мир. И он был вовсе не
таким, каким казался со стороны. До сих пор для меня верхом богатства были два
выигрыша подряд на скачках, которые я тратил не задумываясь, кутил, что
называется, на всю катушку. Невежество, конечно. Невежество класса, к которому
я принадлежал. Для Элли же существовали совсем иные стандарты. Совсем не такие,
какие я воображал. Я-то считал, что основная цель богачей — иметь как можно
больше предметов сверхроскоши. Но нет, они не состязались в том, чьи дома
окажутся более фешенебельными, с огромным количеством светильников, с
бассейнами вместо ванн, у кого лучше еда и шикарнее машины. И тратили они
деньги не ради того, чтобы вызвать зависть у окружающих. Наоборот, их образ
жизни был до удивления скромным — он отличался той умеренностью, какая
появляется, когда перестаешь бессмысленно сорить деньгами. Человек не может
пользоваться одновременно тремя яхтами или четырьмя машинами, не может есть
более трех раз в день, а если покупает по-настоящему дорогую картину, вторая
такая ему, возможно, совсем ни к чему. Вот так все просто. Все, что ему
принадлежит, обычно самого высокого качества, но это не самоцель, а только
разумный подход: если ему уж чего-то хочется, почему не выбрать лучшее? Ведь в
его обиходе не существует: «Боюсь, что не могу себе этого позволить». И при
всем при том вот такая удивительная, непостижимая скромность. Как-то решили мы
купить картину какого-то французского импрессиониста, по-моему Сезанна
[20]
. Мне
пришлось порядком напрячь мозги, чтобы запомнить его фамилию. Вечно путаю со
словом «Сезам»
[21]
. И вот, когда мы гуляли по улицам Венеции, Элли остановилась
посмотреть работы уличных художников. В основном они писали картины специально
для туристов — стереотипные портреты красавиц с белозубыми улыбками и светлыми
волосами до плеч.
Там Элли купила крошечную картинку с видом на канал.
Художник сразу понял, что мы собой представляем, и запросил с Элли шесть
английских фунтов. Самое забавное заключалось в том, что Элли хотелось иметь
эту шестифунтовую картинку не меньше, чем Сезанна.
Нечто подобное произошло однажды и в Париже.
— Хорошо бы купить свежий батон, — вдруг ни с того ни с сего
сказала она, — и съесть его с маслом и сыром, который продают завернутым в
виноградные листья.
Так мы и поступили, и мне показалось, эта еда ей понравилась
больше, чем накануне ужин в ресторане, который обошелся нам фунтов в двадцать.
Сначала я не мог этого понять, но потом вроде стал разбираться, что к чему.
Начал я также понимать, не без легкой горечи, что наш с Элли брак состоял не
только из забав и веселья. Сперва мне следовало хотя бы заняться
самообразованием, научиться входить в ресторан, делать заказ и давать на чай
ровно столько, сколько следует, а в особых случаях и больше. Нужно было
запомнить, какие вина соответствуют какой еде. Учился я всему этому, в основном
наблюдая за другими. У Элли я спросить не мог, потому что это было выше ее
понимания. Она бы сказала: «Но, дорогой мой Майк, ты можешь заказать все, что
тебе хочется. Какое имеет значение, что подумает официант, если заметит, что ты
заказал не то вино, которое полагается к этому блюду?» Да, для нее это было не
важно, ибо она родилась богатой, а для меня имело огромное значение — именно
потому, что я был из другого мира. Я не умел быть скромным. И в одежде тоже.
Правда, в этом случае Элли была мне помощницей, так как знала, в каких
магазинах следует одеваться, а там уж передавала меня в руки продавцов.
