Но не подумайте, что мне так уж хотелось это делать. Только
когда было очевидно, что игра на самом деле стоит свеч. Не понимаю, каким
образом Грете удалось учуять во мне такие способности. И тем не менее учуяла.
Нет, ей не было известно, что я уже отправил на тот свет двух людей. Но она
догадывалась, что идея организовать убийство меня не испугает и не расстроит.
— Так что же, Грета? — спросил я.
— Могу тебя познакомить с одной из богатейших невест
Америки. Я нахожусь при ней вроде как в услужении. Живу в ее доме. И она ко мне
очень прислушивается.
— По-твоему, она снизойдет до такого человека, как я? —
спросил я. Я ни на секунду не мог в это поверить. — С чего это богатая девица,
которая может выбрать любого красивого и обаятельного парня, заинтересуется
мною?
— У тебя тоже обаяния хоть отбавляй, — заметила Грета. —
Девчонки к тебе липнут, верно? Я усмехнулся и сказал, что это правда.
— Романы она до сих пор не заводила. За ней слишком зорко
присматривали. И разрешали встречаться только с молодыми людьми из определенных
кругов — с сыновьями банкиров или миллионеров. Ее готовят к солидному браку с
состоятельным человеком. И боятся, что она может встретить какого-нибудь
смазливого иностранца, который, естественно, захочет прикарманить ее деньги. И,
естественно, именно к таким авантюристам ее и тянет. Они непривычны для нее,
она таких никогда не видела. Тебе придется разыграть перед ней целый спектакль.
Ты должен будешь влюбиться в нее с первого взгляда и поразить в самое сердце!
Ну это-то совсем просто. За ней еще никто по-настоящему не ухаживал. Я имею в
виду, по-мужски. Так что дерзай, у тебя все шансы.
— Надо попробовать, — осторожно сказал я.
— Мы могли бы все хорошенько продумать, — воодушевляла меня
Грета.
— А потом вмешаются ее родичи, и все будет кончено.
— Нет, не вмешаются, — сказала Грета. — Не вмешаются, потому
что не будут об этом знать. А когда узнают, то будет поздно. Ты к этому времени
втайне женишься на ней.
— Вот, значит, что ты затеяла?
Потом мы обговорили задуманный нами спектакль, так сказать,
распланировали мизансцены. Естественно, примерные, учитывая неизбежность
импровизации. Грета вернулась в Америку, но мы с ней переписывались. А я
продолжал скакать с одной работы на другую. Написал ей про Цыганское подворье и
про мое желание его заполучить, на что она ответила: лучшей декорации для
романтической истории просто и не придумаешь. Мы скорректировали наши планы
так, чтобы моя встреча с Элли произошла именно там. Грете предстояло настроить
Элли на боевой лад: покупка дома — непременно в Англии, уход из семьи, как
только она станет совершеннолетней.
Дело пошло, Грета оказалась великой мастерицей плести
интриги. Я вряд ли сумел бы так лихо все закрутить, но не сомневался, что свою
роль сумею сыграть как надо. Я всегда любил кого-нибудь из себя изображать. Вот
так все и получилось. Так я и встретился с Элли.
Забавно все это было. Безумно забавно, потому что, конечно,
во всех моих действиях всегда был элемент риска — того и гляди, дело сорвется.
Особенно меня пугало, что мне придется встретиться с Гретой. Предстояло вести
себя так, чтобы ни единым взглядом не выдать себя. Я старался не смотреть на
нее. Мы договорились, что самое лучшее — сделать вид, что она мне не нравится,
что я ревную к ней Элли. Я играл свою роль без единого промаха. Помню день,
когда она приехала к нам. И как однажды мы инсценировали ссору — ссору, которую
Элли должна была слышать. Не знаю, не перестарались ли мы. Вроде нет. Иногда я
боялся, а вдруг Элли догадается, но, по-моему, она так ничего и не поняла Хотя
не знаю. Правда, не знаю. Иногда Элли ставила меня в тупик.
Притвориться влюбленным в нее мне ничего не стоило. Она была
такой милой, такой прелестной. Я, правда, иногда ее побаивался, потому что
иногда она поступала так, как считала нужным, не предупредив меня. Я и не
догадывался, что ей кое-что обо мне известно. Но она любила меня. Да, любила.
Порой и мне казалось, что я люблю ее…
Конечно, совсем не так, как Грету. Я был целиком во власти
Греты. Она обладала необыкновенной женской притягательностью. Я сходил по ней с
ума, с трудом себя сдерживал. Элли же была совсем другой. Но с ней я чувствовал
себя счастливым, как ни странно это звучит теперь. Очень счастливым.
Я рассказываю об этом, потому что именно такие мысли
посетили меня в тот вечер, когда я вернулся из Америки и был на седьмом небе.
Ведь я добился всего, о чем мечтал, несмотря на риск, на опасность, несмотря на
то что совершил очередное убийство, в чем откровенно признаюсь!
Да, тут потребовалась хитрость. Не раз меня одолевали
сомнения, но я понимал, что никому не догадаться, как мы это проделали. Теперь
все страхи были позади, и я шел на Цыганское подворье — совсем как в тот день,
когда впервые прочел объявление на стене и отправился поглядеть на руины
старого дома. Дорога поднималась вверх, вот и поворот…
И тут я увидел ее. Элли, я хочу сказать. Как только я вышел
из-за поворота в том месте, где случались автокатастрофы. Она стояла там же,
где стояла тогда, — в тени разлапистой ели. Там же, где стояла в тот раз, когда
чуть испугалась, увидев меня, и я испугался, увидев ее. Именно там мы
посмотрели друг на друга, а потом я подошел и заговорил с ней, играя роль
молодого человека, влюбившегося с первого взгляда. Сыграл вполне удачно. Я же
говорю, что из меня вышел бы неплохой актер!
Но сейчас я вовсе не ожидал ее увидеть… Да и как я мог
сейчас ее увидеть? Но я ее видел… И она смотрела.., смотрела прямо мне в лицо.
Только на этот раз взгляд ее был таким, что мне стало страшно. Очень страшно.
Она смотрела так, будто не видела меня. Да, собственно, я ведь знал, что ее там
нет. Я знал, что она умерла, — но видел ее. Она умерла, ее тело покоится на
кладбище в Соединенных Штатах. И тем не менее она стояла под разлапистой елью и
смотрела на меня. Нет, не на меня. У нее был такой вид, будто она ждала меня, и
в ее лице светилась любовь — та самая любовь, которую я увидел однажды, когда
она, легонько трогая струны, спросила: «О чем ты задумался?», а я вместо ответа
сказал: «Почему ты спрашиваешь?» И она ответила: «Ты смотришь на меня так,
будто любишь меня». И я произнес какую-то глупость, вроде: «Конечно, я тебя
люблю».
Я остановился как вкопанный. Я остановился как вкопанный
посреди дороги. Меня била дрожь.
— Элли! — громко позвал я.
Она не двинулась с места. Стояла и смотрела… Смотрела сквозь
меня. Вот что напугало меня, потому что я знал, что если хоть на секунду
задумаюсь, то пойму, почему она меня не видит, а понимать этого я не хотел.
Нет, не хотел. Я был совершенно уверен, что не хочу этого понимать. Она
смотрела туда, где я стоял, — и не видела меня. Тогда я бросился бежать. Как
последний трус мчался я по дороге туда, где светились огни моего дома, пока не
прошел охвативший меня бессмысленный страх. Я одержал победу. Я вернулся домой.
Я был охотником, вернувшимся с холмов домой, к той, другой женщине, чья любовь
была для меня дороже всего на свете, к необыкновенной женщине, которой я был
предан душой и телом.
