Я помолчал, а потом выпалил то, что мне так хотелось ей
сказать:
— Я вам солгал. Я не могу купить это поместье, потому что у
меня нет таких денег. Но если бы мог, я бы его купил. Я хочу его купить. Можете
смеяться надо мной сколько угодно, но теперь я вам сказал все как есть.
— Но не кажется ли вам, что оно в таком жалком состоянии…
— Конечно, — перебил ее я, — я и не говорю, что оно мне
нравится в теперешнем его виде. Но я бы немедленно снес этот уродливый и
мрачный дом. Само же поместье вовсе не кажется мне уродливым и мрачным. Оно
прекрасно. Взгляните сюда. А потом сделайте несколько шагов и посмотрите в
просвет между деревьями на эти холмы и поля. Видите? Прорубить здесь аллею… А
если посмотреть отсюда…
Я взял ее за руку и повернул на девяносто градусов.
Вероятно, это было с моей стороны непозволительной фамильярностью, но она,
по-моему, этого не заметила! Во всяком случае, я вел себя очень сдержанно. Мне
просто хотелось показать ей то, что сумел увидеть сам.
— Отсюда, — пояснил я, — начинается спуск к морю и скалам.
Между нами и морем лежит городок, но его отсюда не видно, потому что он
загорожен вереницей холмов. А если вы повернетесь еще на девяносто градусов, то
увидите заросшую лесом долину. Не кажется ли вам, что если вырубить часть
деревьев и проложить аллеи, если расчистить пространство вокруг дома, то он
будет великолепно смотреться? Только строить его нужно не на месте старого, а
немного правее — в ярдах пятидесяти — ста. А дом был бы чудесным. Его бы
построил гениальный архитектор.
— А среди ваших знакомых есть гениальные архитекторы? — В ее
голосе слышалось сомнение.
— Один точно есть, — ответил я и тут же принялся
рассказывать ей про Сэнтоникса.
Мы сидели рядышком на поваленном дереве, а я все рассказывал
и рассказывал этой тоненькой, стройной девушке, которую видел впервые в жизни,
о своей мечте. Со всей пылкостью, на какую только был способен.
— Этого никогда не будет, — сказал я, — я понимаю. Не может
быть. Но вы только представьте, что здесь можно сделать. Мы бы вырубили часть
деревьев, и стало бы больше света и пространства, и мы бы посадили цветы,
рододендроны
[5]
и азалии
[6]
, а потом сюда приехал бы мой друг Сэнтоникс. Он все
время кашляет, потому что погибает не то от чахотки, не то от чего-то еще, но
он бы успел построить нам дом. Он бы сумел построить самый замечательный дом на
свете. Вы даже не представляете себе, какие он строит дома. Он строит их очень
богатым людям, но не всем, а только тем, кто хочет иметь что-то стоящее. Не в
том смысле, что очень шикарное и удобное. А то, что можно назвать заветной
мечтой. Он строит для тех, кто жаждет осуществить эту мечту.
— Мне бы тоже хотелось иметь такой дом, — сказала Элли. — Вы
заставили меня увидеть его, почувствовать… Да, жить в нем было бы чудесно. Это
действительно было бы похоже на сбывшуюся мечту. Здесь можно было бы
чувствовать себя свободной, не связанной по рукам и ногам людьми, которые
заставляют тебя делать то, чего ты не хочешь. И не позволяют делать то, чего
тебе хочется. О, как мне надоела моя жизнь и люди, которые меня окружают!
Все-все надоело!
Вот как все у нас с Элли началось. Я был одержим своей
мечтой, а Элли — мечтой о свободе. Мы замолчали и посмотрели друг на друга.
— Как вас зовут? — спросила Элли.
— Майк Роджерс, — ответил я. — То есть Майкл Роджерс. А вас?
— Фенелла. — И не сразу, но добавила:
— Фенелла Гудмен. — И с тревогой взглянула на меня.
Больше не было сказано ни слова, но мы продолжали смотреть
друг на друга. Нам обоим хотелось встретиться вновь, но в ту минуту мы не
знали, как это сделать.
Глава 5
Вот как все у нас с Элли началось. По правде сказать, наши
отношения развивались не очень быстро, ибо у каждого из нас были свои секреты,
которыми мы вовсе не спешили поделиться друг с другом. Нам не хотелось
рассказывать о себе все до конца, как полагалось бы, а поэтому мы довольно
часто натыкались на какой-то невидимый барьер. Мы не отваживались, например,
спросить: «Когда мы встретимся в следующий раз? Где я вас увижу? Где вы
живете?» Потому что если задаешь такие вопросы, то и тебе могут их задать.
Когда Фенелла называла свое имя, на лице у нее была такая
тревога, что я даже подумал, что она меня обманывает. Что ее зовут по-другому.
Разумеется, я тут же отогнал свои сомнения прочь. Сам-то я тут же выложил ей
свое настоящее имя.
В тот день мы никак не могли найти повод, чтобы расстаться,
а потому испытывали все растущую неловкость. Похолодало, и нам хотелось
покинуть «Тауэрс» — но что потом? Довольно неуклюже я спросил:
— Вы живете где-то поблизости?
Она ответила, что живет в Маркет-Чэдуэлле. Это был маленький
городок неподалеку. В нем была довольно приличная гостиница. Скорее всего, она
остановилась там, решил я. Она, в свою очередь, с такой же неловкостью спросила
у меня:
— А вы живете здесь?
— Нет, — ответил я. — Не здесь. Я приехал сюда только на
один день.
Опять воцарилось довольно гнетущее молчание. Подул ветерок.
Она дрожала от холода.
— Пойдемте, — предложил я. — От ходьбы нам станет теплее. У
вас есть машина, или вы пользуетесь автобусом и поездом?
Она сказала, что оставила машину внизу.
— Ничего, обойдусь без нее, — добавила она. Она вроде
немного нервничала. Я подумал, что ей хочется избавиться от меня, только она не
знает, как это сделать. И потому сказал:
— Дойдем вместе до деревни, согласны? Она бросила на меня
благодарный взгляд. Мы медленно стали спускаться по петляющей дороге, печально
известной столькими несчастными случаями. Когда мы очутились в том месте, где
начинался крутой поворот, из тени, падающей от елей, вдруг кто-то вышел. Это
произошло так неожиданно, что Элли испуганно ахнула. Оказалось, это старая
миссис Ли, с которой я три недели назад разговаривал. Сегодня она выглядела еще
более безумной — растрепанные черные волосы развевались по ветру, а на плечах
была алого цвета накидка. Властная осанка делала ее выше ростом.
— А вы здесь откуда, голубчики мои? — спросила она. — Каким
ветром вас занесло на Цыганское подворье?
— Разве мы вторглись в чужие владения? — спросила Элли.
