Вдали уже звучали сирены полицейских автомашин…
Сырое полутемное подземелье святилища было, как обычно, озарено мерцающим багровым светом факелов. В центре, на блестящей поверхности алтаря, красовалась золотая статуэтка львиноголовой богини. Перед алтарем, подняв к потолку святилища худые руки, стоял высокий длинноволосый мужчина в белом одеянии.
– Приди, приди к нам, Великая Богиня! – проговорил он нараспев. – Приди к нам, львиноголовая! Поднимись к нам из своих подземных чертогов, яви свою мощь верным твоим слугам! Лицезрей нашу верность тебе, о великая мать тьмы! Мы исполнили твое приказание – твое земное вместилище, древнее золотое изваяние, заняло подобающее ему место на алтаре нашего Храма! Мы доказали свою верность тебе, о великая черная мать!
Жрец опустил руки, бросил на алтарь горстку сухой травы, прикоснулся к ней, и трава вспыхнула. Над алтарем поднялось облачко ароматного дыма, вкусно запахло пряностями – базиликом, сельдереем, еще чем-то хорошо знакомым.
Толпившиеся вокруг алтаря посвященные удивленно переглянулись – запах был совсем не тот, к которому они привыкли, и не пришло вслед за этим запахом знакомое сладковатое головокружение, пьянящее чувство душевного подъема, чувство собственной значительности, ощущение причастности к Великому делу, принадлежности к древнему могучему племени.
Да и самих посвященных было сегодня гораздо меньше, чем обычно, среди них не было самых старших, самых близких к Великому Жрецу людей – воинов Ламашту. В храме были только юноши, почти дети, недавно прошедшие посвящение.
Перед началом богослужения кто-то шепотом говорил о неудачной операции, о том, что большинство воинов погибло, один только Жрец сумел спастись, бросив на поле боя своих верных слуг. Новообращенные с недоверием и опаской слушали эти разговоры, они ждали, что Жрец опровергнет гнусные слухи и вернет своей пастве чувство уверенности и самоуважения.
– О, львиноголовая! – продолжал Жрец свои причитания. – Приди, приди к нам, приведи за собою своих чудовищных прислужников, приведи злых духов и голодных демонов, приведи страшных пожирателей трупов, обитателей могил, призраков темных кладбищ! Яви нам свое великое могущество!
Жрец подсыпал на алтарь сухой травы, но от этого только усилился запах пряностей, к тому же сильно запахло горелым лавровым листом.
Молодые айсоры растерянно переглядывались. Привычное легкое головокружение не приходило, а без этого ощущения слова Великого Жреца казались им пустыми и смешными, да и сам он не производил прежнего впечатления значительности, не внушал почтительного страха к своей особе.
– Приди, приди к нам, львиноголовая Ламашту! – Жрец возвысил свой голос, и вдруг под сводами пещеры, где прежде раздавались только его заклинания или леденящий душу звериный рев, послышался громкий, отражавшийся от стен, усиливаемый и множимый этими отражениями женский голос. Этот голос говорил на древнем языке ассирийцев, и в первый момент посвященные подумали, что богиня услышала призывы Жреца и отвечает ему, но потом некоторые из айсоров, знавшие язык своих предков, начали возмущенно перешептываться, переводить ассирийские слова своим соседям, и тут раздававшийся под сводами пещеры женский голос перешел на русский язык, чтобы его поняли и те, кто не знал древнего языка:
– Дети мои, он обманывает вас! Тот, кто называет себя Великим Жрецом, – всего лишь жалкий жулик, обманщик, аферист, цирковой фокусник! Он обкуривал вас наркотическим дымом, чтобы ему было легче управлять вами, чтобы вы верили ему и не задавали лишних вопросов. Он, выдающий себя за Жреца, за служителя ассирийской богини, даже не знает древнего языка! Спросите его о чем-нибудь по-ассирийски – и посмотрите, сумеет ли он вам ответить! Он ничего не знает о древних традициях ассирийцев, он клеймит вас знаком, которым ваши предки отмечали рабов!
В святилище поднялся возмущенный ропот. Молодые айсоры, сгруппировавшись, начали постепенно приближаться к алтарю. Тогда Жрец, злобно покосившись на темные своды пещеры, откуда, усиленный мощными динамиками, спрятанными под потолком, раздавался обвиняющий его голос, ударил в тяжелый медный гонг.
Тоскливый металлический гул заполнил святилище, пламя факелов заколебалось, и посвященные отшатнулись от алтаря: позади него из-за красного покрывала появились двое прислужников Жреца, двое высоких людей в белых одеждах, чье безмолвное появление всегда наводило ужас на посвященных, от чьей тяжелой поступи содрогалась земля, от чьих немых фигур веяло сырым холодом подземного мира…
Но сегодня и златолицые были не такими, как прежде.
Во-первых, они, собственно, и не были златолицыми. Один из них торопливо пытался напялить золоченую маску, чтобы скрыть свое одутловатое, бледное, как сырая картофелина, лицо, изуродованное гноящимися нарывами, и прикрыть веревочные завязки, на которых держалась его красная борода из ярко окрашенного конского волоса. Второй «златолицый» уже надел маску, но напялил он ее как-то криво, поэтому плохо видел и все время спотыкался. И оба неуверенно покачивались на ходу, как пьяные.
Великий Жрец обернулся к своим прислужникам, увидел их – и испустил громкий стон, в котором смешались ненависть, разочарование, бессильная злоба.
«Златолицый», который никак не мог надеть маску, выронил ее из непослушных рук, она с сухим картонным стуком покатилась по полу пещеры и закачалась у ног посвященных. Один из молодых айсоров поднял ее. Маска была сделана из папье-маше, как те маски, которые под Новый год напяливают артисты на детских елках, и выкрашена дешевой бронзовой краской.
«Златолицый», пьяно пошатываясь, двинулся к толпе посвященных, протягивая руку за своей маской и издавая нечленораздельное мычание, какое часто издают глухонемые.
В толпе айсоров кто-то коротко и нервно засмеялся, к этому смеху присоединилось еще несколько голосов, и через минуту все святилище наполнилось оглушительным хохотом, отдававшимся от сводов пещеры и заставлявшим колебаться дымное пламя факелов.
Попятившись назад от хохотавшей толпы своих недавних верных почитателей, Великий Жрец, утративший все свое былое величие, былую значительность и даже, кажется, став меньше ростом, схватил с алтаря золотую ассирийскую статуэтку, спрятал ее в складках своей длинной одежды, бросился в темный угол пещеры и скрылся за красным занавесом, откуда минуту назад появились его «златолицые» подручные.
Тотчас из толпы хохотавших айсоров выскочил Шоша и рванулся следом за Жрецом.
– Стой, собака! – закричал он на бегу. – Ты мне ответишь за все!
Надежда с тетей Васей находились в это время в запертой снаружи комнате, каких было множество в этом необъятном по площади подвальном помещении. Надежда для верности еще заклинила изнутри ручку двери ножкой от сломанного стула. Пока они стирали запись львиного рыка, пока записывали на пленку речь тети Васи, время пролетело незаметно, и Шоша спохватился, что скоро сюда придут на богослужение. Они с Тараканом нашли маленькую комнатку в самом дальнем конце коридора, оставили там обеих женщин и ушли, чтобы смешаться с толпой поклонников богини.
