– Вот они, шеф! – доложил «дворецкий», отступив в сторону и оставив странную парочку один на один с Холодильником.
Валентин Петрович заметил, что «дворецкий» успел переодеться после встречи с крокодилом.
– Да уж вижу! – проскрипел старик, склонив голову набок и разглядывая пришельцев. – Явились – не запылились! Что скажете? Или будете в молчанку играть?
– Это все он, шеф! – выкрикнул толстяк неожиданно высоким дребезжащим голосом. – Я ему говорил, что нельзя Минского убивать! Что сперва надо его как следует потрясти… но он разве слушает… у него на все один подход: вжик – и готово…
– Не слушайте его, шеф! – негромко вступил тощий тип, облизнув пересохшие губы. – Вы его лучше спросите, кто нож достал? Если бы не нож, ничего бы не было!
– А он на нас пушку наставил! – заверещал толстяк. – Что мне оставалось делать? Ждать, пока он пальнет?
– «Пальнет»! – передразнил его Холодильник, неприязненно скривившись. – Ты что, в детстве в войнушку не наигрался? Здесь тебе не двор проходной, не детский сад номер четыре, мы серьезными делами занимаемся!
– Это все он, шеф! – не унимался толстяк.
– Все! – рявкнул старик. – Мне надоело слушать ваши препирательства! Кто из вас больше виноват, меня интересует так же, как и погода в Эфиопии!
«В Эфиопии сейчас сезон дождей!» – не к месту подумал Валентин Петрович, из-за кустов наблюдавший за происходящим.
– Одно я понял – Минского вы угробили. Это плохо. Но меня больше интересует другое. Где то, что он нес?
– Это все он! – снова заверещал толстяк. – Надо было сначала убедиться, что вещь у него… или прижать Минского и заставить признаться, куда он ее спрятал…
– Так, – ледяным тоном произнес Холодильник, – значит, вы упустили то, за чем я вас посылал?
– Шеф, он успел это спрятать! – выпалил толстяк. Его тощий напарник помалкивал и только время от времени вскидывал на шефа пристальный взгляд маленьких настороженных глаз.
– Очень хорошо, – с расстановкой проговорил старик. – Значит, вы дело вчистую завалили и пришли ко мне каяться? И на что вы, голуби сизокрылые, рассчитывали? Что я вас пожалею, приласкаю и отпущу на Канары писать мемуары?
– Шеф, это все он! – завел толстяк прежнюю унылую песню. – Я ему говорил…
– Пельмень, ты меня будешь слушать? – процедил Холодильник. – Я тебе ясно сказал, что меня не интересует, кто из вас что говорил и кто больше виноват. Мне нужно получить ту вещь! Остальное мне до фени, понятно? Штырь, говори ты!
– Значит, так, шеф… – Тощий сверкнул на напарника глазами и облизнулся. – Мы шли за Минским, буквально по пятам. Он от нас малость оторвался и ломанулся в парадную…
– То есть вы его упустили, – уточнил Холодильник.
– Не то чтобы упустили… но отстали чуток, это точно. Потом мы его, понятное дело, перехватили во дворе. Тут и получилась с ним неувязка… в общем, мы думали, что вещичка при нем, и пощекотали его маленько перышком…
– Это он! – не удержался толстяк, но Штырь обжег его взглядом, и тот замолк.
– Короче, той вещи при нем не было. Мы прикинули, куда он мог зайти, чтобы спрятать ее. Выходило по всему, что только в одну квартиру. Тогда мы сперва так сунулись, типа на разведку. Вроде как проверяющие от горэнерго…
– И нас там чуть не прихватили! – выпалил толстяк. – Чуть в ментовку не попали!
– Никто нас не прихватывал! – неприязненно покосился на него Штырь. – И ментовка тут совершенно не при делах. Просто кое-кто перетрусил не по делу… короче, нас спугнули, и тогда мы взяли эту квартирку в плотный оборот. Добыли ключики, чтобы аккуратно зайти, без взлома, чин-чинарем, подкараулили, когда хозяйки дома не будет, и пошмонали на хате как следует…
– И как результат? – насмешливо осведомился Холодильник. – Я так понимаю, что никак? Потому что в противном случае вы бы тут не оправдывались, а просто сдали бы мне товар и отправились, как говорится, на свободу с чистой совестью!
– Никак, шеф! – пригорюнился Штырь. – В квартире той сам черт ногу сломит, столько всякого барахла! Запросто можно слона спрятать… – Он запнулся, осознав, что сказал. – А тут Цибуля наводку дал, будто в больнице та вещь спрятана, где Слон чалится… конкретно в морге. Ну, мы туда пошли с проверочкой… и тоже по нулям. Санитара приложили, чтобы без помех поработать…
– Что значит – приложили? – поморщился старик. – Это сколько же вы по такой ерунде намусорили?
– Да нет, мы его только так… по голове легонько. Чтобы под ногами не путался. Короче, и там пустой номер, наводка от Цибули тухлая оказалась…
– Странно… – задумчиво протянул Холодильник. – Раньше он пургу не гнал…
Профессор, который до сих пор не слишком прислушивался к разговору, поскольку он его не касался, и оставался на месте только для того, чтобы не выдать себя шорохом, услышав про больницу и Слона, насторожился. Но дальнейший разговор снова стал непонятным, и Валентин Петрович решил не терять времени даром и крадучись двинулся в глубину зарослей. Ему нужно было срочно придумать, как выбраться из этих рукотворных джунглей.
В это время над головой Кряквина раздался оживленный стрекот. Валентин Петрович задрал голову и увидел свою знакомую мартышку, которая подавала ему какие-то знаки.
Мартышка сидела на очень высокой пальме, но ветви у этой пальмы спускались очень низко, почти до самой земли, так что подняться по ней профессору не составило никакого труда.
Он и поднялся, хотя не очень ясно представлял, зачем это делает.
Однако пока Валентин Петрович карабкался на пальму, мартышка перебралась на соседнее дерево, еще выше, и теперь оттуда призывно верещала и манила профессора.
– Ты что, вообразила меня Тарзаном, а себя – Джейн? – осведомился запыхавшийся профессор, присев на ветку, чтобы перевести дыхание.
Однако мартышка так преданно смотрела на него и так возбужденно верещала на своем языке, что он вздохнул и перебрался вслед за ней на соседнее дерево.
Упорная обезьянка не остановилась на достигнутом. Убедившись, что профессор послушно перебрался на ее дерево, она принялась карабкаться еще выше, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что приятель следует за ней.
– Чего ты хочешь? – взмолился утомившийся профессор. – Если ты просто играешь, должен тебе сказать, что для таких игр я уже староват! Если же тебе нужна моя помощь, чтобы вернуть неверного супруга и восстановить мир в вашей обезьяньей семье, то ты обратилась не по адресу. В психологии семейных отношений я не слишком силен… мне бы в собственной семье разобраться…
Но мартышка возбужденно верещала, ухала и била себя по голове, пытаясь убедить профессора в серьезности своих намерений. Увидев, что он выдохся и не карабкается выше, обезьянка затрещала, как будто в пасти у нее были кастаньеты, и указала лапой на что-то внизу.
