– Это Ованес! – шепнула Катя, снова вытаращив глаза. – Сам звонит, невтерпеж ему!
Снова она застыла, внимая вкрадчивому мужскому голосу, так что Ирина вынуждена была ущипнуть эту тетеху за мягкое место.
Катька пискнула, потом откашлялась и заговорила серьезно:
– Я должна обсудить с вами одну очень важную вещь. Дело не терпит отлагательств, поэтому нам нужно встретиться как можно скорее…
– Дорогая, так ведь я этого тоже хочу! – завопил Ованес Степанович так громко, что даже Ирина услышала. – Я просто умираю от желания вас немедленно увидеть! Я ночь не спал, а когда заснул под утро, видел вас во сне! Вы – фея моих сновидений, нимфа моих желаний, вы – сильфида! Вы – свет моих очей!
– Как говорит! – прошептала Ирина. – Это же с ума сойти, как замечательно говорит! Сколько экспрессии! Сколько страсти! Просто какой-то влюбленный Шекспир!
Она представила Катьку в виде сильфиды – воздушного невесомого создания – и повалилась на диван от едва сдерживаемого смеха.
– Довольно некрасиво с твоей стороны, – дрожащим голосом сказала Катерина, отключившись, – у меня муж пропал, а ты смеешься. Может быть, Валику сейчас так плохо…
– Ну не надо плакать, – Ирина обняла подругу, – будем надеяться на лучшее. Твой муж ведь не маленький ребенок, он в своей Африке привык к лишениям, сумеет все преодолеть. И тебя он любит, знает, как ты волнуешься…
– Вот именно! Если бы у него была возможность, он вернулся бы ко мне. Или позвонил! Я знаю, он без меня не справится! Едем в ресторан! Индийский, называется «Пенджаб»!
– Который на Почтамтской улице? – уточнила Ирина. – Катька, это ресторан дорогущий, тебя в таком виде и на порог не пустят!
– А что делать? Твоя одежда на меня явно не налезет… – расстроилась Катя.
– Уж это точно! – Ирина критически осматривала Катину фигуру. – Ладно, ты пока сделай что-нибудь с лицом, а я к соседке смотаюсь…
Соседка Валентина славилась в доме удивительно покладистым характером и непревзойденной ленью. Выдав единственную дочку замуж, она объявила, что отныне будет жить для себя, и вот уже лет семь так и поступала – спала до полудня, смотрела любимые сериалы, не спеша прогуливалась по магазинам, ела пирожные в кафе, толклась в салоне красоты и вообще ни в чем себе не отказывала. Удивительно, что муж Валентины такое ее времяпрепровождение только приветствовал, в выходные сам возил по магазинам, а в будни возвращался поздно, ел что дают и мирно засыпал под бормотание телевизора. Понятно, что от такой спокойной и вольной жизни Валентина здорово раздалась вширь. Но ничуть по этому поводу не расстраивалась.
Так что Ирина обратилась к соседке совершенно сознательно. Валентина не стала мучить ее вопросами, а молча подпустила к платяному шкафу. Ирина выхватила несколько вещей и бросилась назад.
Оставленная без присмотра Катерина доела все тарталетки и так сильно подвела глаза, что стала похожа на рыбу-клоуна из мультфильма про Немо.
– Брюки придется оставить, у Валентины ничего подходящего не нашлось, – тараторила Ирина, припудривая Катькин веснушчатый нос, – вот, кофточки примерь…
Подошла только ярко-красная трикотажная кофта с очень смелым вырезом.
– А что, – сказала Катерина, вертясь перед зеркалом, – очень даже ничего, что обтягивает… Может, мне красное носить?
Сверху полагалось рыжее пальто с воротником из палевой норки. Высокая Валентина считала его коротеньким пальтецом, Катьке же сошло за настоящее пальто.
– Опаздываем уже! – Ирина сунула в карман очешник и вытолкала Катьку на лестницу.
Яша был занят косточкой, поэтому не обиделся, что его не берут на прогулку.
Ашот, многоюродный брат Жанны, был молодой человек со странностями.
Главной его странностью было то, что он боготворил свою дальнюю родственницу Жанну Ташьян и считал ее необыкновенной, единственной в своем роде и неповторимой. На нечастых семейных сборищах он не сводил с нее глаз и тихо вздыхал. Ни на что большее Ашот не решался, справедливо полагая, что такую необыкновенную женщину вряд ли может увлечь застенчивый рыжий мужчина без денег и перспектив, да еще и младше ее лет на восемь.
Собственная личная жизнь у Ашота не задалась, как не задалась и вообще его жизнь.
В свое время под давлением родственников он поступил в педагогический институт. Не то чтобы у него была склонность к педагогике: детей он вообще не выносил. Просто этот институт был ближе всего расположен к его дому, и приемная комиссия очень благосклонно отнеслась к единственному молодому человеку в компании девиц. Однако учеба на дневном отделении была Ашоту явно не под силу, и он перевелся на вечернее, а потом на заочное. Но даже там нужно было сдавать экзамены, и после третьего курса Ашот благополучно вылетел из института.
Армия ему не грозила, поскольку он являлся счастливым обладателем какого-то особо сложного двухстороннего плоскостопия, и Ашот, вылетев из вуза, облегченно вздохнул. Он вообразил, что теперь можно будет заниматься любимым делом: лежать на диване, разглядывать потолок и грезить об обожаемой и несравненной Жанне Георгиевне.
Но не тут-то было: родственники собрались на семейный совет, постановили, что Ашота нужно спасать, и несгибаемая Беатриче Левоновна, у которой было полгорода знакомых, нашла ему место учителя труда в школе.
Однако как уже было сказано, Ашот не выносил детей. Кроме того, руки у него росли не из того места, из какого они растут у всех остальных людей, а из… ну, вы понимаете откуда.
Когда под руководством Ашота ученики 7 «Б» класса изготовили табуретку, у которой три ножки были снизу, а четвертая – сверху, директор школы предложил злополучному трудовику расстаться.
Ашот не возражал. Больше того, он в очередной раз вздохнул с облегчением.
Правда, работа в школе не прошла для него бесследно: там он как-то между делом успел обзавестись женой. Конечно, его трудно было назвать завидным женихом, но в школе, кроме него, не было вообще никаких женихов, и молодая учительница географии Лена решила, что стоит попытать счастья. В конце концов, подумала она, лучше хоть какой-то муж, чем никакого.
Разочаровалась она очень быстро. Не прошло и года со дня свадьбы, как она поняла, что лучше уж никакого мужа, чем такой, как Ашот.
Однако она здраво рассудила, что год мучений должен принести хоть какой-то осязаемый результат, и ловким финтом отсудила у Ашота его неплохую однокомнатную квартирку в центре города.
Родственники опять собрались на семейный совет, снова постановили, что Ашота надо спасать, выменяли ему комнату в дремучей коммуналке и пристроили на хорошую, с их точки зрения, работу – оценщиком в городском ломбарде.
Работа эта была, может быть, и хорошая, но Ашоту она не слишком подходила: во-первых, нужно было туда постоянно ходить, что отвлекало от любимого занятия, а во-вторых, приходилось иметь дело с материальными ценностями.
