– Вы, конечно же, возьмете с собой мисс Лезеран?
– Эми? Ну конечно, мне без нее не обойтись. Так, значит,
по-вашему, мне это не повредит?
– Думаю, эта поездка может вам принести большую пользу.
– Вы и вправду очень милый человек. – В глазах леди Матильды
мелькнул огонек, который был уже знаком доктору. – Вы считаете, что если я
отправлюсь куда-нибудь, где еще не была, и увижу новые лица, то это поднимет
мне настроение и прибавит бодрости. Конечно же, вы совершенно правы. Но мне
приятно думать, что я еду лечиться на воды, хотя на самом деле мне не от чего
лечиться, правда? Разве что от старости. К сожалению, старость не вылечивается,
она только прогрессирует, вы согласны?
– Главное, чтобы вы получили удовольствие. Я думаю, вы его
получите. Кстати, если вам надоест какая-то процедура, немедленно прекращайте
ее.
– Я буду пить воду стаканами, даже если она отдает тухлыми
яйцами, не потому, что я люблю тухлые яйца, и не потому, что буду считать это
для себя полезным. Просто при этом испытываешь какое-то особенное чувство
сродни жертвенности. Знаете, в нашей деревне старухи всегда требовали сильного
лекарства, черного, пурпурного или ярко-розового цвета, с резким мятным
запахом. Они считали, что такое лекарство гораздо полезнее, чем маленькая
пилюля или бутылочка, в которой налито что-то вроде самой обыкновенной
бесцветной воды, без всякой экзотики.
– Вы хорошо знаете человеческую природу, – заметил доктор
Дональдсон.
– Вы так добры ко мне, – сказала леди Матильда. – Я очень
вам благодарна. Эми!
– Да, леди Матильда?
– Принеси мне, пожалуйста, атлас. Я забыла, где Бавария и
какие вокруг нее страны.
– Дайте вспомнить. Атлас… По-моему, он есть в библиотеке.
Там должно быть несколько старых атласов, годов примерно двадцатых.
– Может, у нас найдется что-нибудь поновее?
– Атлас… – повторила Эми в глубокой задумчивости.
– Если не найдешь, купи новый и принеси его мне завтра
утром. Будет очень трудно разобраться, потому что все названия поменялись и я
вряд ли пойму, где что. Тебе придется мне в этом помочь. Разыщи большую лупу,
ладно? По-моему, я на днях ею пользовалась, когда читала в постели, и она, наверное,
провалилась на пол между кроватью и стеной.
Чтобы выполнить эти просьбы, понадобилось некоторое время,
но в конце концов атлас, лупа и старый атлас для сравнения были доставлены, и
Эми, такая милая женщина, думала леди Матильда, очень ей помогла.
– Ага, вот. Кажется, это место по-прежнему называется
Монбрюгге или похоже на то. Это либо в Тироле, либо в Баварии. Все смешалось, и
места, и названия.
II
Леди Матильда оглядела свою спальню в гостинице. Превосходно
обставленный номер, очень дорогой. Спальня сочетала комфорт с тем внешним
аскетизмом, который мог бы заставить жильца смириться с физическими
упражнениями, диетой и, возможно, болезненными сеансами массажа. А обстановка
интересная, подумала она. Отвечает любому, самому взыскательному вкусу. На
стене в рамке был помещен какой-то текст, написанный готическим шрифтом. Леди
Матильда уже подзабыла немецкий, но эта скромная деталь в убранстве номера,
казалось, символизировала возвращение ее в золотую чарующую пору юности. И не
только. При виде этого торжественного готического письма возникло ощущение, что
не только молодежи принадлежит будущее, но и пожилые люди могут пережить вторую
молодость.
На тумбочке у кровати леди Матильда, к своему удовольствию,
обнаружила гидеоновскую Библию, такую же, какие неизменно находила в номерах
американских гостиниц. Она взяла ее, раскрыла наугад и ткнула пальцем в первый
попавшийся стих, прочла его, кивая, и записала в блокнот, лежащий на тумбочке.
Она часто так поступала, тем самым как бы получая сиюминутное послание свыше.
«Я был молод, а теперь я стар, и все ж не видел я покинутой
добродетели».
Она продолжала осмотр комнаты. Под рукой, хоть и не слишком
на виду, на нижней полке тумбочки оказался «Готский альманах» – совершенно
бесценная книга для тех, кто желает узнать о родословных знаменитых семей,
насчитывающих несколько сотен лет; традиции все еще сохраняются и почитаются
потомками по сей день. Это может пригодиться, подумала она, надо будет его
полистать.
На столе рядом с изразцовой печью лежали изданные в мягких
обложках проповеди и учения современных пророков; голоса прежних и нынешних вопиющих
в пустыне были представлены здесь для изучения и одобрения молодыми
последователями – волосатыми, в странных одеяниях, с горячими сердцами. Маркус,
Гевара, Леви-Страус, Фанон.
Неплохо бы почитать и это, чтобы суметь поддержать разговор
с золотой молодежью, если понадобится.
В этот момент в дверь робко постучали, она приоткрылась, и
показалось лицо верной Эми. «Лет через десять, – вдруг подумала леди Матильда,
– Эми будет в точности похожа на овцу – милую, верную, добрую овечку». Сейчас
она все еще была очень симпатичным пухлым ягненком с милыми кудряшками,
внимательным и добрым взглядом и блеяла нежным голоском:
– Надеюсь, вы хорошо спали?
– Да, дорогая, я прекрасно выспалась. Ты принесла это?
Эми, которая всегда знала, что имеет в виду ее хозяйка,
протянула ей требуемую вещь.
– Ах, моя диета. Ладно. – Леди Матильда внимательно изучила
ее и произнесла: – До чего же непривлекательно! Что это за вода, которую я
должна пить?
– Не очень вкусная.
– Естественно, я и не надеялась, что она будет вкусная.
Зайди через полчасика, я попрошу тебя отправить письмо.
Отставив в сторону поднос с завтраком, она подошла к столу,
подумала пару минут и взялась за перо.
– Это должно сработать, – пробормотала она.
– Прошу прощения, леди Матильда, что вы сказали?
– Я пишу своей приятельнице. Я тебе о ней рассказывала.
– Эта та, которую вы не видели лет пятьдесят или шестьдесят?
Леди Матильда кивнула.
– Я очень надеюсь, – смущенно сказала Эми, – я хочу сказать,
что… Прошло так много времени. У людей сейчас короткая память. Правда, я очень
надеюсь, что она вас вспомнит.
– Конечно, вспомнит, – ответила леди Матильда. – Невозможно
забыть тех, с кем был знаком, когда тебе было от десяти до двадцати лет. Они навсегда
остаются в памяти. Ты помнишь, какие они носили шляпы и как они смеялись,
помнишь их недостатки, достоинства и все остальное. А вот тех, с кем я
встречалась, скажем, лет двадцать назад, я никак не могу вспомнить даже при
встрече. О да, меня-то она вспомнит, и вообще все, что было в Лозанне. Ну
ладно, пойди отправь это письмо, а мне надо кое-чем заняться.
