Она взяла альманах, вернулась в постель и внимательно
изучила те статьи, которые могли бы позднее пригодиться, – некоторые факты о
семейном родстве и разные прочие сведения: кто на ком женился, кто где живет,
какие несчастья кого постигли. Нет, леди Матильда вовсе не рассчитывала найти в
этом альманахе упоминание о той женщине, о которой она думала, но эта женщина
здесь жила, специально приехала сюда, чтобы поселиться в замке, который
когда-то принадлежал аристократам, и она переняла принятое здесь уважительное и
подобострастное отношение к людям из хороших семей. Сама она на знатное
происхождение, даже подпорченное бедностью, совершенно не претендовала, ей
пришлось ворочать деньгами, океанами денег, невероятным количеством денег.
Леди Матильда Клекхитон вовсе не сомневалась, что уж ее-то,
дочь восьмого герцога, непременно пригласят на какую-нибудь вечеринку и, может
быть, угостят кофе и вкуснейшими сливочными пирожными.
III
Проехав пятнадцать миль до замка, леди Матильда Клекхитон
вступила в одну из огромных гостиных. Одежда ее была тщательно продуманной,
хоть Эми ее и не одобрила. Эми редко давала советы, но ей так хотелось, чтобы
ее патронесса преуспевала во всем, что бы ни затевала, что на этот раз она
осмелилась выразить слабый протест.
– Вам не кажется, что это ваше красное платье немного
подпорчено? Понимаете, вот тут, в подмышках, и еще, знаете, оно лоснится в
двух-трех местах…
– Знаю, моя дорогая, знаю. Это поношенное платье, но
все-таки оно от Пату. Оно старое, но ужасно дорого стоило. Я ведь не пытаюсь
выглядеть богато или экстравагантно. Я – обедневшая женщина из благородной
семьи. Те, кому еще нет пятидесяти, несомненно, смотрели бы на меня с
презрением. Но владелица замка уже давно живет в таком месте, где богатые томятся
в ожидании обеда, а хозяйка терпеливо ждет, когда появится опоздавшая
потрепанная старуха безукоризненного происхождения. Семейные традиции – это
такая вещь, от которой так просто не избавишься. Они в тебе живут, даже если
переехать в другое место и поменять соседей. Кстати, в моем чемодане ты найдешь
боа из перьев.
– Вы собираетесь надеть боа из перьев?
– Совершенно верно. Страусовое боа.
– О боже, ему ведь уже столько лет!
– Да, но я его очень аккуратно хранила. Вот увидишь,
Шарлотта поймет, что это значит. Она подумает, что дама из одного из лучших
семейств Англии настолько обеднела, что вынуждена носить свои старые платья,
которые хранила много лет. А еще я надену свою котиковую шубу. Она немного
поношена, но в свое время была великолепна.
Нарядившись таким образом, она отправилась в путь, Эми
сопровождала ее в качестве опрятно, но неярко одетой помощницы.
Матильда Клекхитон была готова к тому, что увидит. Кит, как
говорил Стэффорд, огромный кит, тошнотворная старуха в окружении картин
баснословной ценности. С некоторым трудом она поднялась с похожего на трон
кресла, которое могло бы украсить сцену, изображающую замок какого-нибудь
величественного принца из Средневековья и даже более давних времен.
– Матильда!
– Шарлотта!
– Ах, сколько лет прошло… Даже не верится!
Они обменялись словами приветствия и радости, частично на
немецком, частично на английском языке. Немецкий леди Матильды был немного
неправильным, Шарлотта же прекрасно говорила и по-немецки, и по-английски,
правда с сильным гортанным акцентом, а иногда в ее речи вдруг слышался
американский акцент. Да, подумала леди Матильда, она и впрямь необычайно
отвратительна. На мгновение она ощутила к ней нежность, словно бы отзвук
детской дружбы, но тут же вспомнила, что вообще-то Шарлотта была очень
противной девчонкой. Никто ее не любил, и леди Матильда тоже. Но воспоминания о
далеких школьных днях сами по себе вызывают нежные чувства. Как к ней
относилась сама Шарлотта, леди Матильда не знала, но помнила, что та
определенно, как раньше выражались, к ней подлизывалась. Может быть, в мечтах
она представляла себя гостьей в замке английского герцога. Отец леди Матильды,
хоть и обладал весьма похвальной родословной, был одним из беднейших герцогов
Англии и сохранить свое поместье смог только благодаря богатой супруге, с
которой он обходился с чрезвычайной учтивостью и которая никогда не упускала
случая ему досадить. Леди Матильде повезло: она была его дочерью от второго
брака. Ее собственная мать была исключительно приятной женщиной, а также
прекрасной актрисой, которой удавалось играть роль герцогини гораздо успешнее,
чем это сделала бы любая настоящая герцогиня.
Они обменялись воспоминаниями о прошедших днях, о дерзких
проделках над учителями, о счастливых и неудачных замужествах своих
одноклассниц. Матильда несколько раз упомянула о некоторых брачных союзах и
семьях, сведения о которых почерпнула в альманахе:
– Право же, для Эльзы это был ужасный брак. Он ведь из
пармских Бурбонов, я не ошибаюсь? Ну что ж, известно, к чему это приводит.
Весьма неудачно.
Принесли восхитительный кофе, слоеные пирожные и чудесные
булочки со сливочным кремом.
– Я не должна даже прикасаться ко всему этому! – жалобно
сказала леди Матильда. – Нет, правда! У меня такой строгий доктор! Он сказал,
что здесь, на водах, я обязательно должна соблюдать режим. Но в конце-то
концов, сегодня ведь праздник? Возвращение юности! Да, вот что я хотела тебе
сказать. Мой внучатый племянник, он недавно к тебе приезжал, я забыла, как
зовут ту девушку, которая его сюда привезла, графиня… Кажется, на букву З… Нет,
не могу припомнить.
– Графиня Рената Зерковски.
– Вот-вот, именно так. По-моему, весьма очаровательная
молодая особа. И она его к тебе привезла, что очень мило с ее стороны. Ты
знаешь, он под таким впечатлением – и от твоих прекрасных вещей, и от того, как
ты живешь, и от всех тех чудес, которых он про тебя наслушался. Он говорил, что
у тебя есть целое движение этих, ах, я не знаю, как правильно сказать. Да,
плеяда молодежи. Золотой, прекрасной молодежи. Они тебя окружают. Они тебя
боготворят. Какая у тебя, должно быть, удивительная жизнь! Нет, я бы так не
смогла, мне приходится жить очень тихо. Ревматоидный артрит. А также финансовые
проблемы. Трудно содержать фамильный дом. Ведь ты же знаешь, какие у нас в
Англии проблемы с налогами.
– Я помню твоего племянника. Он был мил, очень мил. В
дипломатической службе, как я понимаю?
– О да. Но знаешь, мне кажется, что его способности не
получают должного признания. Нет, сам-то он не жалуется, но ощущение такое, как
бы это сказать, что его оценивают не так, как он того заслуживает. Эти люди,
что управляют теперь этой службой, что они собой представляют?
– Канальи! – воскликнула Большая Шарлотта.
– Интеллектуалы без знания жизни. Пятьдесят лет назад все
было бы по-другому, но теперь его карьера не так хороша, как должна была быть.
Я даже тебе скажу, конечно, это между нами: ему не доверяют. Ты знаешь, его
подозревают в бунтарских, революционных наклонностях. И все же нужно понимать,
какие возможности мог бы иметь человек с передовыми идеями.
