О да. Мартин Б. и фюрер были представлены собравшимся. Я
вышел, закрыл за собой дверь и разговорился с двумя офицерами, которые их
сопровождали. Фюрер, я сказал им, выглядит очень беспокойным. Несомненно, в
последнее время у него было много неприятностей. Вся эта история случилась
совсем незадолго до конца войны, и тогда, откровенно говоря, дела шли плохо.
Фюрер, сказали они мне, в последнее время был очень утомлен, но все равно
считал, что может привести войну к победному завершению, если приказы, которые
он постоянно отдавал своему главному командованию, будут выполняться
безоговорочно и безупречно.
– Фюрер, я полагаю, – заметил сэр Джордж Пэкхем, – в это
время был в таком состоянии, что…
– Давайте не будем об этом, – сказал герр Шписс. – Конечно,
он был совершенно не в себе. У него нужно было отобрать власть по нескольким
причинам, но все это вы можете прекрасно узнать из отчетов своей разведки.
– Помнится, на Нюрнбергском процессе…
– Незачем говорить о Нюрнбергском процессе, – отрезал мистер
Лейзенби. – Все это осталось далеко в прошлом. Нас ждет светлое будущее на
Общем рынке, который мы создадим с помощью вашего правительства, правительства
мсье Гросжана и других европейских коллег. Прошлое есть прошлое.
– Совершенно верно, – согласился герр Шписс, – именно о
прошлом мы теперь и говорим. Мартин Б. и герр Гитлер вышли из комнаты довольно
быстро, минут через семь. По словам герра Б., встреча прошла очень хорошо. И
теперь, сказал он, им с герром Гитлером необходимо отправляться на следующую
встречу. Они поспешно покинули клинику.
Все молчали.
– А что было потом? – нарушил воцарившееся молчание
полковник Пайкавей. – Что-то произошло? Или произошло до того?
– Поведение одного из наших Гитлеров оказалось
непредсказуемым, – ответил доктор Райхардт. – Он был больше всех похож на герра
Гитлера и поэтому особенно уверенно выдавал себя за него. Так вот, теперь он
яростнее, чем всегда, настаивал на том, что он настоящий фюрер, что он должен
немедленно ехать в Берлин и возглавить Совет Генерального штаба. Фактически у
него исчезли наметившиеся было прежде признаки некоторого улучшения. Теперь он
был настолько не похож на себя, что я никак не мог понять причин этой внезапной
перемены. Так что, когда через два дня приехали родственники и увезли его домой
для последующего частного лечения, я вздохнул с облегчением.
– И вы его отпустили! – сказал герр Шписс.
– Естественно, отпустил. С родственниками приезжал
квалифицированный врач, пациент лечился добровольно, без принуждения, и поэтому
имел право покинуть клинику.
– Я не вижу… – начал сэр Джордж Пэкхем.
– У герра Шписса есть версия…
– Это не версия, – возразил Шписс. – То, что я вам
рассказываю, – реальный факт. Русские скрывали его, мы его тоже скрывали. Но
появилось много фактов и доказательств. Гитлер, наш фюрер, по собственной воле
остался в тот день в психиатрической лечебнице, а человек, обладавший
наибольшим сходством с настоящим Гитлером, уехал с Мартином Б. Потом в бункере
было найдено тело этого пациента. Я буду говорить прямо и не стану вдаваться в
ненужные подробности.
– Мы все должны знать правду, – сказал Лейзенби.
– Настоящий фюрер был тайно вывезен заранее продуманным
способом в Аргентину и жил там несколько лет. Там у него родился сын от
красивой арийской девушки из хорошей семьи. Некоторые говорят, что она была
англичанкой. Психическое состояние Гитлера ухудшалось, и он умер
душевнобольным, продолжая до последнего часа «командовать своими армиями на
поле сражения». Для него это был единственный способ бежать из Германии, и он
им воспользовался.
– И вы хотите сказать, что за все эти годы об этом не
просочилось никаких сведений?
– Слухи были, они есть всегда. Помните, поговаривали, что
одна из дочерей русского царя избежала кровавой казни ее семьи?
– Но это же была… – Джордж Пэкхем помедлил. – Это была ложь.
– Одни доказывали, что эти слухи лживые, другие считали их
правдой. Одни верили, что Анастасия и в самом деле Анастасия, великая княгиня
России, а другие – что она обыкновенная крестьянская девушка. Какая из этих
историй – правда? Слухи! Чем дольше гуляют слухи, тем меньше людей в них верит,
не считая законченных романтиков. Много ходило слухов о том, что Гитлер жив.
Никто не утверждал с уверенностью, что осматривал его труп. Русские заявили об
этом, но не представили никаких доказательств.
– Вы действительно хотите сказать… Доктор Райхардт, а сами
вы верите в эту необычайную историю?
– Ох, – вздохнул доктор Райхардт, – вы спрашиваете меня, но
я уже рассказал вам все, что знал. В мою клинику действительно приезжал Мартин
Б. Именно Мартин Б. привез с собой фюрера. Именно Мартин Б. обращался с ним
почтительно, как и подобает вести себя с фюрером. Что касается меня, то я на
своем веку перевидал сотни фюреров, Наполеонов и Юлиев Цезарей. Вы должны
понять, что Гитлеры, лечившиеся в моей клинике, были похожи на него и каждый
или почти каждый из них мог бы быть Адольфом Гитлером. Они никогда не смогли бы
уверовать в свое тождество с ним с такой страстью и силой, если бы не обладали
внешним сходством, если бы не гримировались, не одевались соответствующим
образом и постоянно не играли бы его роль. До того случая я никогда лично не
встречался с герром Адольфом Гитлером. Я видел его портреты в газетах, примерно
знал, как выглядит наш великий гений, но видел только те портреты, которые он
желал сделать нашим достоянием. Итак, он появился у меня в клинике собственной
персоной, по крайней мере, так сказал Мартин Б., человек, пользовавшийся в моих
глазах полным доверием. Естественно, у меня не было и не могло быть сомнений. Я
повиновался приказам.
Герр Гитлер хотел встретиться со своими – как бы это сказать
– двойниками наедине. Встреча проходила каких-то семь минут. За это время можно
было успеть переодеться, тем более что их одежда не так уж отличалась. Кто
вышел, он сам или один из самозваных Гитлеров? Вышел в сопровождении Мартина Б.
и был увезен прочь, тогда как настоящий остался, наслаждаясь своей ролью и
зная, что таким путем, и только таким путем, он получит шанс исчезнуть из
страны, которая в любой момент может оказаться поверженной врагом. Он был уже
психически нездоров, охвачен гневом и яростью от того, что его дикие приказы не
исполнялись подчиненными, как прежде, беспрекословно. Возможно, он уже понимал,
что утратил власть. Но у него оставалось еще два-три приверженца, и они
разработали план его бегства из Германии в другую страну на другом континенте,
где он мог бы собрать последователей нацизма – молодых людей, которые так
страстно в него верили. Там должна была возродиться свастика. Он играл свою
роль. Несомненно, она ему нравилась.
Да, это вполне в духе человека с помутившимся разумом. Он
покажет этим людям, что может играть роль Адольфа Гитлера лучше их. Иногда он
вдруг начинал – ни с того, казалось бы, ни с сего – смеяться, а мои врачи и
медсестры, заглядывавшие к нему, отмечали лишь некоторую небольшую перемену в
поведении пациента с необычным душевным расстройством. Подумаешь, ничего
странного, с ними такое бывает, с этими Наполеонами, Юлиями Цезарями и всеми
прочими. Иногда, говоря языком дилетанта, они делаются более сумасшедшими, чем
обычно. Другого выражения я подобрать не могу. Теперь пусть говорит герр Шписс.
