– Точно, она здесь была, Татьяна! – проговорила я, повернувшись к дяде Васе, и пояснила ему ход своих мыслей.
– Была-то была, да вот куда она делась? – отозвался он, мрачно глядя на пол.
Я проследила за его взглядом и увидела на крашеных досках пола четкий отпечаток мужского ботинка примерно сорок четвертого размера. Такой же, как перед крыльцом, с шашечками.
– Значит, мы все-таки опоздали… – проговорила я безнадежно.
Дядя Вася ничего не ответил.
Татьяна уже хотела лечь, как вдруг ее что-то насторожило.
Собственно, в этом старом деревенском доме, стоящем посреди заснеженной и замерзшей, крепко спящей тишины, она и не расслаблялась никогда.
В самом доме тишины не было. То треснет половица, то зазвенит стекло от порыва ветра, то сама собой качнется занавеска. В доме все время что-то потрескивало, постукивало и поскрипывало, подвывало и постанывало, так что первое время Татьяна не могла спать и все время вздрагивала. Потом привыкла, но все время оставалась в напряжении. Она боялась.
Боялась одиночества, боялась тишины, но вместе с тем страстно не хотела, чтобы ее одиночество кто-то нарушил. Она не ждала от людей ничего хорошего.
Сейчас она замерла, внимательно прислушиваясь, и поняла, что в зимней ватной тишине послышался новый звук – звук приближающегося автомобильного мотора.
В это время года, да еще поздним вечером, машины в деревне появлялись очень редко. Конечно, это мог быть кто-то из дачников, который решил наведаться на свою дачу, покататься на лыжах и просто отдохнуть от городской суеты…
Конечно, мог, но Татьяна чувствовала, что это не так.
Дачники не едут сюда на ночь глядя – ведь, чтобы переночевать в деревенском доме, нужно сперва как следует протопить печь, а для этого нужен не час и не два…
Кроме того, за последние дни Татьяна научилась чувствовать опасность кожей, затылком, корнями волос, тем загадочным шестым чувством, о котором так часто говорят, но в котором никто ничего не смыслит…
И вот сейчас она чувствовала приближающуюся опасность.
Звук мотора становился все громче. Машина приближалась к деревне.
Татьяна вышла в сени, поднялась по приставной лестнице на чердак, выглянула в маленькое окошко. Оно было покрыто морозным узором, и ей пришлось сначала протаять в ледяном панцире круглую лунку. Только тогда Татьяна разглядела край деревни и появившийся из темноты свет автомобильных фар.
Неизвестная машина остановилась, немного не доехав до первых домов.
Фары погасли, на какое-то время Татьяна как будто ослепла, но вскоре в том месте, куда она смотрела, замелькали яркие лучи ручных фонариков.
Всякие сомнения у нее отпали: это приехали за ней.
Если бы это был кто-то из дачников или постоянных жителей деревни, машина подъехала бы к одному из обитаемых домов. Но она остановилась на околице, и дальше люди пошли пешком, освещая себе дорогу фонарями.
Все ясно: они хотели, чтобы она не узнала раньше времени об их появлении. Не узнала и не успела убежать.
От околицы деревни до дома, где пряталась Татьяна, было всего несколько минут ходу. Но это – днем, а сейчас, в непроглядной зимней темноте, после долгого и сильного снегопада, когда всю деревню завалило снегом «по ручку двери», – сейчас у них должно уйти на это десять-пятнадцать минут… и это в том случае, если они точно знают, где ее искать…
Значит, нужно исходить из худшего и считать, что в ее распоряжении десять минут…
Татьяна скатилась по лестнице в полутемные сени и огляделась.
Первым делом нужно всюду погасить свет – наверняка те люди, которые идут сейчас по деревне, ищут дом со светящимися окнами.
В наступившей темноте она нашарила возле двери зимние сапоги, влезла в теплый полушубок и выскочила на крыльцо. В первый момент почти ничего не видела, но потом различила вдалеке медленно приближающиеся пятна света.
Обежала вокруг дома, двинулась в темноту, проваливаясь в глубокий снег, но в последний момент обернулась и увидела тянущуюся за собой цепочку следов.
Так ее быстро найдут!
Татьяна сменила направление, она пошла к покатой горушке, видневшейся позади соседского дома. С этой горки ветер сдувал снег, и Татьяна вскарабкалась на ее верхушку, не оставляя следов. На самом верху она нашла кусок шифера, на котором накануне скатывались с этой горки деревенские мальчишки, села на него и съехала с другой стороны, задохнувшись от резкого ветра. Прошла немного по обледенелому косогору и только тогда резко свернула обратно к деревне – пускай теперь в темноте поищут ее следы!
Однако ей следовало найти убежище, нужно же где-то укрыться до утра – холод пробирался под полушубок, да и в темноте по глубокому снегу далеко не уйдешь…
Впереди темнела чья-то изба. По виднеющемуся возле дома колодезному журавлю Татьяна узнала жилище деда Кузи, поджарого общительного старичка, который иногда помогал дачникам в разных хозяйственных работах – починить крышу, выкосить разросшуюся траву. Родня давно звала деда Кузю в город, но он наотрез отказывался – в городской квартире казалось ему душно и тесно, а здесь у него было хозяйство.
Свет в окнах не горел – дед ложился рано, как только темнело, телевизора он не признавал.
Поскольку зимой по деревням шатались бомжи, беспризорники и прочая опасная публика, дед держал охотничью двустволку (само собой, без всяких документов) и большую сердитую собаку, кавказскую овчарку по кличке Зеба. По ночам он спускал собаку с цепи, и вот теперь Татьяна услышала совсем рядом ее шумное дыхание и негромкий предупреждающий рык.
– Зеба, Зебочка, не шуми! – проговорила Татьяна вполголоса. – Это же я! Ты меня не узнала?
Из темноты надвинулась большая косматая зверюга, рыкнула погромче, открыла огромную пасть, угрожающе сверкнув во мраке белыми клыками.
– Зеба, девочка, да это же я! – повторила Татьяна, невольно попятившись.
Она подкармливала дедову овчарку чем могла, и днем та относилась к Татьяне миролюбиво, даже позволяла иногда погладить. Но одно дело – днем, и совсем другое – глухой зимней ночью…
– Зеба, хорошая собака! – Татьяна преодолела страх, шагнула навстречу овчарке, добавила в голос твердости, решительного хозяйского металла, и та захлопнула пасть, ткнулась в бок девушке тяжелой мордой и отбежала в сторону.
Тогда Татьяна решилась – толкнула выходящую на зады калитку, подошла к дому деда Кузи, толкнулась в заднюю дверь. Дверь эта вела в пристройку, где дед держал козу и несколько кур, запиралась она только снаружи на щеколду. Откинув щеколду, девушка протиснулась в душную темноту, зарылась в сено. Рядом что-то шевельнулось, послышалось шумное дыхание. Татьяна испуганно шарахнулась, но потом сообразила, что это – коза.
Она облегченно перевела дух.
