Выяснилось, что муж любит покушать. В этом не было ничего удивительного – Катя росла с отцом, в полной семье и прекрасно запомнила, что такое мужчина в доме. Мужчина любит вкусно поесть, любит прийти в чистый уютный дом, а каким образом все это получается, предпочитает не знать.
Но опять-таки жалко было потраченного времени. Тем более что муж взял моду подшучивать и критиковать: его мама, мол, делала не так, вот бы Кате у нее поучиться. Слава тебе, господи, свекровь жила далеко в Сибири, даже на свадьбу не приехала; денег, правда, прислала.
Муж везде разбрасывал свои вещи. Катя находила грязные носки в раковине на кухне, у себя под подушкой, в гостиной на диване – только не в стиральной машине.
«Все это мелочи, – говорила мама, приезжая изредка повидать дочь, – привыкнете друг к другу, притретесь, смотри на это проще…»
Через год Катя поймала себя на мысли, что не хочет притираться к мужу. В самом деле, что они – две детали какого-нибудь формовочного пресса? Или шлифовального станка?
Еще она поняла, что не испытывает к мужу совершенно никаких чувств, кроме скуки.
Скучно было сидеть с ним у телевизора, скучно смотреть, как он ест – торопливо, жадно, как будто сутки работал в поле или шел двадцать километров через болото с полной выкладкой. Скучно было готовить ему по утрам завтрак – всегда одну и ту же яичницу-болтушку с колбасой. Хоть бы омлет попросил, что ли, с тоской думала Катя. Или сырники…
Еще муж отчего-то взял моду подшучивать над ее мамой, хотя от тещи ему не было никаких неприятностей – виделись-то редко. Он бесконечно рассказывал пошлые анекдоты и пел матерные частушки «Мимо тещиного дома…» и так далее. Катю тихо трясло, а муж смеялся – что такого, все так делают…
Вообще при ближайшем рассмотрении он оказался ужасно бесцеремонным типом. Он без спросу лазил в ее компьютер, что-то там записывал и переустанавливал. Он читал ее эсэмэски в мобильном телефоне, а на все замечания, что чужие письма читать неприлично, искренне пожимал плечами – что, мол, такого секретного там может быть? Мы же с тобой одна семья…
Когда же комп после его фокусов сломался, Катя разозлилась всерьез, и они здорово поскандалили. Катя вышла из себя, вспомнила ему все и даже попрекнула тем, что он живет в ее квартире. Об этом, впрочем, тут же пожалела.
Муж, конечно, обиделся со всеми вытекающими отсюда последствиями. Он хлопнул дверью и не пришел ночевать. Вечер Катя блаженствовала в тишине, а потом начала психовать. К рассвету, когда она решилась уже обзванивать больницы, в дверях заскрипел ключ. Он пришел – голодный, замерзший и слегка под градусом. Пахло от него дешевыми сигаретами и подгорелой кашей. У Кати не было сил для нового скандала.
В тот раз они помирились, жизнь вошла в привычную колею, и Кате по-прежнему было с ним скучно. Он ничего не читал, смотрел только боевики и фильмы ужасов, с друзьями общался исключительно за кружкой пива. Разговаривать им было не о чем. К тому же он в разговоре с ней все время употреблял грубые слова, Катя подозревала, что нарочно. Так, еду он называл жрачкой, кафе – тошниловкой, деньги – баблом.
«Жрачка – в корыте для поросят, – говорила ему Катя, – а у людей – еда или пища…»
Муж в ответ обзывал ее занудой, а ее просто трясло от таких слов, и аппетит пропадал начисто.
И в постели Кате с ним тоже было скучно. И ничего нельзя было с этим поделать. На все ее намеки он не реагировал. Не с подружками же такие вопросы обсуждать. Этак через два дня весь город про Катины интимные проблемы знать будет…
Они продержались два года. А накануне годовщины свадьбы Катя пришла домой в неурочное время и застала мужа в их семейной постели… не с лучшей подругой, нет, потому что у нее не имелось закадычных подруг. Было много приятельниц, со всеми сохранились у нее хорошие отношения – и в школе, и в институте, и на работе.
Девица эта, чью голую спину Катя увидела еще из прихожей, считалась общей приятельницей и даже была на их свадьбе. Две чашки подарила, с картинками охоты.
Катя и сейчас точно помнит, что единственное чувство, которое она испытывала в этот момент, – чувство освобождения. Ей было легко, как будто с души свалился мельничный жернов. Какая неожиданная удача, какой сказочный подарок ей поднесла судьба – быстро и навсегда освободиться от постылого брака!
Насчет семейной постели – это расхожий штамп, на самом деле парочка расположилась в гостиной, чтобы, надо думать, Катя не унюхала в своей кровати запах чужой женщины.
Муж увидел Катю, стоящую в дверях, первым. Девица же продолжала свое занятие еще минуты две, пока не почувствовала, что тело под ней закаменело. Катя едва удержалась от смеха, увидев лицо этой девки. Не хотелось превращать ситуацию в фарс, Катя развернулась на пятках и отправилась в спальню собирать вещи мужа.
Пока она возилась, те двое удалились по-английски, не прощаясь. Муж снова явился под утро, когда у Кати был полный порядок. В прихожей стояли два чемодана и сумка, еще коробка со всякими мелочами, удочки и пакет с зимней одеждой. И Катя, полностью одетая и причесанная, – этим она давала понять, что врасплох ее не застанешь.
Муж же, напротив, не был готов к такому повороту событий. Очевидно, он думал, что сейчас начнется скандал с битьем посуды и рыданиями, по окончании которого его простят и, возможно, дадут чего-нибудь поесть. Или не дадут, но он согласен потерпеть до утра, раз уж дал против себя жене такой козырь.
В общем, неизвестно, что он там думал, но озвучить свои мысли не успел, потому что Катя без разговоров вытолкала его за дверь вместе с вещами. С лестницы он крикнул ей, мол, она вынудила его к измене своим поведением, и она – редкостная зануда, а в постели – сушеная треска и мороженая вобла. Катя только пожала плечами, не сделав замечания, что он перепутал рыб.
Все знакомые были уверены: для Кати такое поведение мужа явилось огромным ударом, она выгнала его из гордости и теперь страдает в одиночестве. Катя никого не разуверяла, даже маму. И наслаждалась покоем. Она снова была хозяйкой своей жизни, никто не командовал ей, что делать и как проводить время.
Катя машинально остановилась на перекрестке. Мимо неслись машины. Она огляделась и сообразила, что прошла уже несколько кварталов. Ей нужно торопиться в офис, а она разгуливает по улицам! Да еще вдруг накатили воспоминания. Очень несвоевременно. Тем более и вспоминать-то нечего. Ее замужество на том и кончилось.
Василий Макарович подъехал к особняку, на фасаде которого красовался логотип агентства недвижимости «Дом плюс». Асфальтовая площадка перед особняком была заставлена машинами – и дорогими, престижными «Лексусами» и «Инфинити», и более скромными «Тойотами» и «Мицубиси», и рабочими лошадками южнокорейского производства. С трудом пристроив среди этого автомобильного царства свою неказистую «ласточку», Куликов вошел в холл агентства.
За бело-голубой стойкой сидела красивая девушка лет двадцати пяти. Пышные рыжие волосы были уложены у нее на голове в сложную высокую прическу, какую лет тридцать назад называли вавилонской башней. Приглядевшись к девушке, Василий Макарович понял, что она находится на четвертом-пятом месяце беременности. Прижимая к уху телефонную трубку, она говорила, растягивая слова:
