– Вот так вот… – вздохнула я, – что теперь делать? Идти за ним? А что это даст?
– Похоже, он здесь работает, – вмешался Цыпа, – машину поставил на стоянке для сотрудников.
– Можно, конечно, притвориться, что хочу купить квартиру… – пробормотала я, – пошляться там по кабинетам, найти этого типа, выяснить, кто он такой.
– А смысл? – пробормотал Паук: он вперился в свой компьютер и щелкал клавишами.
– Однако не в таком виде идти в приличное агентство, – сказала я, грустно глядя на себя.
Брюки я успела где-то изгваздать – либо в квартире Паука, либо в машине Цыпы. Волосы растрепаны, глаза едва накрашены. И вообще вид усталый и, что греха таить, не слишком благополучный. Риелторский бизнес психологический, в агентстве сразу поймут, что я – клиент неперспективный, доверия мне не будет, могут и на дверь указать.
– Вот, смотри, – Паук кивнул на экран своего компьютера, – вот он, этот «Очаг».
На экране виднелся логотип агентства – стилизованный камин – и была надпись.
«Мы работаем для вас! Любые операции с недвижимостью, продажа и покупка квартир в рассрочку и без! Первичный и вторичный рынок! Загородные дома и виллы!»
– Все есть, только денежки плати, – пробурчал Цыпа.
– А вот и наш «телефонист», – проворковал Паук, – погляди, Вася.
На групповом снимке были представлены все сотрудники агентства, наш блондин стоял третьим справа между молодым человеком с чуть кривоватой улыбкой и худой женщиной лет тридцати пяти в открытом платье, которое ей ужасно не шло. Грудь у дамы была плоская, шея жилистая, плечи костлявые. Узкие губы дама старательно сложила в улыбку, показывая все тридцать два зуба. Улыбка напоминала оскал.
– Да, если бы мне нужно было купить квартиру, ни за что не обратилась бы в это агентство, – пробормотала я.
– Это потому что ты блондина подозреваешь, – возразил Паук, – а может, он здесь и правда риелтором работает, и сотрудники ничего не знают о его второй профессии.
– Да, поди разберись, эта дама злодейка или просто обычная офисная стерва, каких много…
– Вот что, ребята, – забеспокоился Цыпа, – нужно отсюда уезжать. Там камера на входе, уже пять минут на нас направлена. У меня машинка приметная, как бы чего не вышло…
Он развернулся и не спеша поехал по проспекту. Паук показал мне список сотрудников под фотографией, из него мы сделали вывод, что нашего блондина зовут Торопов А. Е.
– Негусто информации, – вздохнула я, – не слишком приближает нас к поискам Нади.
– Вас где высадить? – повернулся Цыпа. – А то мне вообще-то некогда, у меня дела…
Мы вышли возле парка, я решила срезать путь до станции метро. Погода была отличная, не жарко, дул легкий весенний ветерок. Однако настроение у меня было совсем не радостное.
Похоже, что поиски зашли в тупик.
– Мороженого хочешь? – спросил Паук.
Мы подошли к яркому ларьку, и среди всех многочисленных видов мороженого я выбрала клубничное с изюмом. Паук подошел к выбору более основательно. Он долго консультировался с продавщицей, последовательно забраковал лимонное, как слишком кислое, а «пьяную вишню» из-за ромовой эссенции. Наконец выбрал с ванилью и орехами, причем попросил две ложечки.
Мы уселись на лавочке под большой черемухой, которая дивно пахла. Паук выложил на картонный квадратик часть мороженого с орехами, тотчас высунулась Шушара и любопытно повела усами.
– Кушай, моя девочка, – ласково сказал Паук, и крыска стала деликатно есть.
Я подавленно молчала. Надо отчитываться дяде Васе, а мне сказать нечего. Целый день проболталась, устала как собака, а толку – чуть! Этот «телефонист» Торопов, судя по всему, человек нанятый. Если и знает, то мало, и все равно ничего не скажет. Что ему можно сделать? Да ничего. Надю он, скорее всего, вообще не видел.
Тут, кстати, я вспомнила про Бонни. То есть, конечно, я про него и не забывала.
– Пятый час, – я взглянула на часы, – мне вообще-то пора. У меня ребенок дома один.
– Что, и правда пятый час уже? – Паук взглянул на часы и увидел, надо полагать, календарь. – Так сегодня двадцатое?
– Ну да, а с чего это ты так всполошился? – удивилась, в свою очередь, я.
– А день, день какой?
– Среда…
– Ой, мамочки! – Он хлопнул себя по лбу и с размаху плюхнулся на скамейку, прямо на крысу Шушару. – Все пропало! Ужас какой! Забыл, совсем забыл!
– Спокойно, – осторожно сказала я, повернувшись к нему, – не делай резких движений. Не ворочайся и не откидывайся на спинку. Вообще не шевелись.
– Да что такое?
– Ты только не переживай, Паучок, – пролепетала я, – но, кажется, ты сел на свою крысу…
Крик, который издал Паук, был подобен воплю раненого животного. Причем не какого-нибудь, а крупного и сильного. Ну, не мамонта, конечно, но льва или тигра – запросто. Только не спрашивайте, откуда я знаю, как кричит раненый лев.
– Шушарочка! – прорыдал Паук и пошевелился.
– Что чувствуешь? – поинтересовалась я.
– Мокро… – признался он. – Господи!
– Надо встать, – неуверенно пробормотала я.
– Не могу, – Паук смотрел жалобно, – я этого не вынесу!
– Закрой глаза, – посоветовала я, – я сама посмотрю.
Он оперся на мою руку и встал, пошатываясь. На скамейке под ним расплывалось мокрое пятно. Это же надо, вроде с виду худенький, а от крысы мокрое место осталось!
Я обошла Паука. На не слишком чистых брюках сзади были желтые разводы и прилипли половинки грецкого ореха.
– Ну что? – проскрипел он.
– Да ничего, – я пожала плечами, – нету ее… Подевалась куда-то…
Мы обежали скамейку и с трудом заметили крысу, которая сидела на траве, покрытой белыми лепестками черемухи. Эта хвостатая эстетка задумчиво нюхала цветочки!
– Ой, не могу! – Паук снова плюхнулся на скамейку. – Она меня до инфаркта доведет! И ты тоже хороша – так человека напугать!
– А ты про что забыл-то? – тут же перевела я разговор.
– Ох! – Паук побледнел. – Вот неприятность!
Он порылся в сумке и протянул мне красивую глянцевую открытку. На ней художественным шрифтом было напечатано, что встреча одноклассников по поводу пятнадцатилетия окончания ими школы состоится двадцатого мая, то есть сегодня, в восемь часов, в ресторане «Хуторок». И адрес где-то не в центре.
– Ты вполне успеешь, – протянула я, – только переодеться надо и умыться…
– В том-то и дело! – закричал он.
– Постой-постой… – Я все не выпускала открытку из рук, – тут написано пятнадцать лет?
– Ну да, пятнадцать лет, как «давно, друзья веселые, простились мы со школою»… А что?
