А человек после такого взгляда не то что сказать толком – пикнуть не смеет, язык к гортани прирастет намертво. Редкие люди от Нинели Владимировны желаемого добивались, для этого особую закалку иметь надо.
Ну, конечно, Василию Макаровичу от нее был полный респект – до поры до времени. У дверей его не держала, чайком угощала… А все равно он ее побаивался.
Теперь же вместо железобетонной конструкции сидела за столом райская птица. Платье яркое, в разводах, волосы завитые, в ушах серьги с камнями крупными, на руке браслет, на шее цепочек несколько. Сама загорелая, видно, только с курорта. А пахнет в кабинете… Василий Макарович в женских духах не разбирается, но и то сразу понял, что французские. Стоит он у дверей, а сам про себя радуется, что конфет не купил. Хорош он был бы с грошовой коробкой против Нинели, золотом обвешанной, как елка новогодняя!
Нинель голову от бумаг подняла, хотела спросить: «Что у вас?» – а как узнала, кто к ней зашел, то очень удивилась. Смотрят они друг на друга, Василий Макарович и хочет хоть здрасте сказать, а не может, онемел совсем. Видно, в кабинете у начальницы паспортного стола такая атмосфера, что все люди речи лишаются.
Нинель первая опомнилась, кивнула на стул напротив.
– Ну что, Вася, зачем пожаловал? Дело у тебя ко мне или так, поболтать?
С усмешкой так спрашивает, а глаза серьезные.
– Да какие же у меня теперь дела? – пригорюнился Василий Макарович. – От дел-то я давно отошел. Ты будто не знаешь, что я на пенсии. Вот, пришел на прием к тебе, как обычный гражданин, очередь отсидел, между прочим.
– Ничего, у тебя время есть. А все же, для чего я тебе понадобилась? Паспорт, что ли, потерял? Так подавай официальное заявление.
– Да нет, паспорт у меня в кармане, – протянул дядя Вася, – а пришел я к тебе, Нина, вот по какому вопросу.
Он опустил глаза и наткнулся взглядом на Нинин бюст, выглядывающий из декольте. «Чем больше лет, тем глубже вырез!» – вспомнилась поговорка. Уж очень она к Нинели подходила, однако нельзя не признать, что вид был не противный.
– Что это ты, Василий, так разулыбался? – с подозрением спросила Нинель. – У меня ведь прием, люди ждут…
– Да все никак решиться не могу, – честно признался Василий Макарович.
– Ах вот оно что… – протянула она и поглядела на него очень внимательно.
Взгляд у Нинели был профессиональный, от нее не укрылся и слегка поношенный, но все же костюм, и тщательно начищенные ботинки, и даже узел на галстуке она исследовала очень тщательно.
– Стало быть, дело у тебя, Вася, ко мне сугубо личного плана, – уточнила Нинель.
– Ну да, – согласился Василий Макарович, – я же теперь не работаю, так что могу просить только о любезности с твоей стороны.
– Ну вот, дождалась я! – Нинель улыбнулась вполне по-человечески и помолодела лет на десять.
– Хорошо выглядишь! – искренне отметил Василий Макарович. – Отдохнула, загорела, и платье это тебе очень идет!
– Ишь ты как заговорил! – удивилась Нинель. – Не поздно ли, Васенька, спохватился?
– В самый раз! – по привычке ответил Василий Макарович и похолодел: не иначе Нинель думает, что он явился к ней предложение делать! При костюме, при галстуке и мнется-жмется, не знает, как начать! Что еще женщина в такой ситуации может подумать?
– Ох, Василий, зря ты это затеял! – Нинель покачала головой. – Разные у нас с тобой дороги!
– Это точно, – обрадовался Василий Макарович.
Раз Нинель выбросила из головы все глупые мысли насчет совместной жизни, то, может, по старой дружбе выполнит его просьбу?
– Значит, ты меня выслушай, а там уже будешь решать…
И Василий Макарович, торопясь и проглатывая слова, изложил коротко свою просьбу. Рассказ занял немного времени, поскольку Куликов, разумеется, не посвящал Нинель Владимировну во все тонкости расследования.
Рассказывая, Василий Макарович не смотрел на свою собеседницу и не заметил всей гаммы чувств, отражавшихся на ее лице, – от приятного ожидания до глубокого разочарования. Однако вместо того, чтобы по окончании рассказа выгнать Куликова из кабинета, Нинель вдруг рассмеялась. Хохотала она долго и со вкусом, а потом сказала, вытирая слезы:
– Ладно, Василий, все для тебя сделаю, что просишь. Так уж вышло, что хорошо к тебе всю жизнь относилась… Ой, хороший ты мужик, Василий, но не орел!
Василий Макарович прижал руки к сердцу и поскорее удалился, крикнув из коридора, что заскочит завтра. Насчет орла он решил не уточнять.
А Нинель Владимировна припудрила щеки, подкрасила смазавшиеся губы и, машинально подписывая заявления радостным обокраденным гражданам и накладывая положительные резолюции на все бумаги, думала, что жизнь все-таки проходит, а у нее теперь хоть и есть многое, а простого женского счастья как не было, так и нету. Муж попался козел козлом, откровенно говоря, да, с другой стороны, и выбирала-то его Нинель не глядя, просто чтобы замужем побывать, как положено. А вот как понравился с юности этот Васька несуразный, так с тех пор ни один мужик и не глянется. Правду сказать, не много их и было, претендентов-то. Не любят мужики самостоятельности, шума не любят, крика да гвалта. Любят, чтобы жена дома больше сидела да тишком угождала. Вот как Танька, подружка закадычная. Тихоня тихоней, а ей, Нине, сказала сразу же после свадьбы твердо – чтобы, говорит, духу твоего у меня в доме не было! Нечего на Василия глядеть, теперь он мой! А ведь столько лет дружили, с первого класса школы…
Ну да что теперь об этом вспоминать, когда все давно забыто и подружки на свете нету. Может, и права тогда была Татьяна, за любовь надо бороться…
Ночью мне снились пыльные декорации, сваленные за сценой, бархатный занавес, падающий сверху с грохотом снежной лавины, прожектора, светившие в лицо и чихуа-хуа Мейерхольд, с утробным рычанием пожирающий седьмой том из собрания сочинений Антона Павловича Чехова.
Проснувшись рано утром в холодном поту, я долго не могла прийти в себя и растолковать свой сон. Потом решила, что это мне знак свыше. Придется пойти еще раз в театр и попробовать разузнать побольше о режиссере Антонии Неспящем. Вдруг мне повезет и я наткнусь на что-то стоящее?
Я подошла к служебному входу в театр, нерешительно взялась за ручку и вошла внутрь.
– Скорее, скорее! – воскликнула, оторвавшись от вязания, давешняя вахтерша. – Осталось пять минут! Антоний Зигфридович будет сердиться! Он сегодня на взводе!
Я припустила по знакомому коридору и скоро влетела, запыхавшись, в репетиционный зал.
Возле входа я едва не сбила с ног Розу.
Запахнув свою кожанку и смерив меня ледяным взглядом, помощница режиссера прошипела:
– Чуть не опоздала! Хорошо же ты начинаешь свою жизнь в театре! Кажется, я вчера тебя предупреждала! Ладно, иди на сцену, Антоний Зигфридович тебя уже искал!
