– Очень даже запросто! – вздохнул хозяин гаража.
– Ну, ладно… – Голос дяди Паши погрустнел. – Некогда нам с тобой лясы точить… видать, не найдем уже девчонку… упустили! Придется ни с чем в отделение возвращаться… ох, и устроит нам Кудеярова головомойку!
«Так вам и надо, – злорадно подумала я, – нечего двери распахивать. Следить нужно за задержанными, а не рот разевать…»
Голоса стихли. Прошло несколько минут, загремел лист железа, и наконец открылась дверь.
– Ну, выходите! – проворчал с порога чулана наш спаситель.
Бонни не стал ждать дополнительного приглашения: он поспешно выскочил наружу, поджав хвост. Я выбралась следом за ним.
В первый раз я не успела разглядеть бывший каретный сарай, превращенный хозяином в гараж. Там было достаточно места не для одной, а для двух или даже трех машин, но кроме старых «Жигулей» и деталей к ним, не было другой техники. Зато стояли хромоногий столик, облезлый шкафчик из тех, какие раньше встречались в номерах провинциальных гостиниц, пара стульев и табуреток и даже узенькая кушетка, накрытая клетчатым байковым одеялом.
– Чего вы там так шумели-то? – осведомился хозяин гаража, оглядев меня с ног до головы. – Я уж думал, Павлик сейчас проверять полезет! Вам тихо надо было сидеть…
– Да у вас там крысы… – сказала я виновато, – а Бонни… вот он… оказывается, очень их боится!
– Крысы, говоришь? – Дядька усмехнулся. – Да это, наверное, Буденный к вам приходил…
– Кто? – Я подумала, что ослышалась.
– Буденный… я его так за усы прозвал. Авторитетный крыс, уважительный. Он ко мне часто приходит, мы с ним, можно сказать, старые друзья. Оба в возрасте, оба одинокие… меня, кстати, Василий Макарович зовут.
– О! Как писателя Шукшина! – воскликнула я.
Василий Макарович взглянул на меня с интересом:
– Надо же, а я думал, молодежь про него и не слышала! А тебя-то как зовут?
– Смеяться не будете?
– А чего смеяться-то?
– Василисой меня зовут. Родители так удружили…
– Ну что, – он солидно кивнул, – ничего смешного не вижу. Хорошее имя, старинное… выходит, мы с тобой тезки! Ну-ка, тезка, давай рассказывай – почему за тобой милиция гоняется? Что ты такого натворила? Кудеярова Елизавета Петровна – женщина серьезная, она попусту людей гонять не станет…
– Хорошо, – я вздохнула, – я вам расскажу. Только можно сначала попросить у вас чашку чаю? А то я до того устала…
В конце концов, подумала я, этот человек меня только что спас от преследования и хотя бы поэтому имеет полное право задавать вопросы. А главное – мне и самой ужасно хотелось поделиться с кем-нибудь своими проблемами.
– Чаю? – переспросил Василий Макарович. – Чаю – можно. Это хорошее дело.
Он достал из неказистого шкафчика вполне современный электрический агрегат, вскипятил его и заварил в большом фарфоровом чайнике с ярко-красным петухом крепкий душистый чай. Разлив его в две кружки, одну пододвинул мне, другую взял сам, вытащил из того же шкафчика пакет сушек.
– Угощайся!
Он отпил большой глоток из своей кружки, с хрустом раскусил сушку, затем вытащил из шкафчика мятую металлическую флягу, взглянул на меня вопросительно:
– Хочешь десять грамм?
– Десять граммов чего?
– Чего-чего! – Василий Макарович усмехнулся. – Лимонаду!
– Лимонаду? – Я очень удивилась. – Я лучше чаю… лимонад я не люблю…
– Да ты что, тезка? – Он усмехнулся еще шире. – Это же только так говорится – лимонад! Спирт разбавленный в народе так называют!
– Спирт?! – переспросила я в ужасе. – Я спирт никогда в жизни… я его даже не пробовала!
– Это правильно, тезка, – Василий Макарович посерьезнел. – Его и не надо пробовать… а пить – вообще, боже сохрани… но тебе сейчас десять грамм принять надо, как лекарство.
– Вы считаете? – Я с сомнением взглянула на мятую флягу и вдруг решилась. – А, была не была!
Взяла у него флягу, отвинтила колпачок, поднесла горлышко к губам…
Дыхание у меня перехватило, слезы брызнули из глаз, я закашлялась и, с трудом отдышавшись, вернула флягу Василию Макаровичу.
– Лихо! – проговорил он, с уважением глядя на меня. – Вообще-то, я думал, ты в колпачок нальешь, а ты прямо из горла… лихо! А говоришь – не пробовала!..
– А чего, – я почувствовала необычайный подъем сил, мне теперь море было по колено, – я и еще могу… что там десять граммов!.. пить так пить!
– Подожди, тезка, не разгоняйся! – прервал меня хозяин. – Ты мне рассказать обещала, что у тебя за дела с Елизаветой Петровной Кудеяровой.
И я рассказала свою историю этому совершенно незнакомому человеку. Все с самого начала – с моего знакомства с Володькой и до той страшной ночи, когда меня буквально выгнали из дома… а потом – про то, как меня арестовали по обвинению в убийстве Ольги…
– Может, и стоило бы ее убить, – закончила я рассказ. – Но я этого не делала… не дела-а-ла… – и я разрыдалась. Раньше я читала в книжках, как герой заливается пьяными слезами. Так вот, именно это сейчас со мной и происходило – я заливалась пьяными слезами! Мне было себя ужасно жалко, и еще…
Я не успела додумать свою мысль, потому что снизу донеслось громкое басовое рычание. Опустив глаза, я увидел Бонни, который смотрел на меня крайне неодобрительно. Наверное, он очень не любит пьяных, особенно – подвипывших женщин.
– Бонечка, дорогой мой! – Я плюхнулась на пол и потянулась к его морде. – Один ты у меня остался! Дай же я тебя поцелую, лапочка моя!
Бонни сделал попытку отодвинуться и даже слегка наморщил нос. Я снова залилась слезами. Бонни переглянулся с Василием Макаровичем, тот пожал плечами. Будь на месте Бонни человек, он сделал бы то же самое, однако пес вспомнил, надо полагать, сколько мы с ним пережили вместе и что, кроме меня, у него тоже никого нет. Он превозмог отвращение и слегка тронул меня лапой, вроде как человек по головке погладил – не дрейфь, мол, прорвемся, проживем как-нибудь, я тебя не брошу.
Опьянение понемногу отступило, я вообще-то никогда в жизни не напивалась до поросячьего визга, так что организм успешно поборол алкоголь.
Василий Макарович помог мне подняться и уложил на узкую коечку. Она тотчас заколыхалась подо мной, как будто и вправду я еду в карете или плыву в лодке по бурному морю. Я прикрыла глаза, намереваясь заснуть, но тут же перед мысленным взором предстали фотографии, что подсунула мне вредная Кудеярова, – раскромсанное тело на кровати, лица не видно, кругом кровь…
Хмель мгновенно пропал, я со стоном села и попыталась спустить ноги на пол. Это оказалось непросто сделать, потому что рядом со мной уже устроился Бонни. Он положил огромную голову на постель и пытался задремать, поэтому поглядел на меня осуждающе – мол, что тебе неймется, все вроде наладилось, устроились в приличном месте, крыс Буденный ушел…
