Тогда я обернула руку носовым платком и вывернула лампочку из патрона. В моей камере и до сих пор было не слишком-то светло, а теперь в ней наступили самые настоящие сумерки. Впрочем, это мне было безразлично – вышивать гладью или болгарским крестом я не собиралась, читать было нечего.
Стул подо мной затрещал и стал крениться, я едва успела с него соскочить. Покосившись на дверь, я завернула лампочку все в тот же платок и резко ударила ею о стену. Раздался приглушенный платком звук, и лампочка рассыпалась на десяток мелких осколков. Развернув платок, я выбрала из этих осколков самый крупный, а остальные ссыпала в угол комнаты.
Не могу сказать, что у меня был какой-то продуманный план, но в моем положении надо что-то делать. И теперь в наличии оказался хоть какой-то режущий инструмент.
Я спрятала самодельное лезвие под подушку и легла на койку, отвернувшись лицом к стене. Конечно, я не пыталась заснуть, но хотела немного отдохнуть и обдумать свое положение…
И сама не заметила, как заснула.
Когда я проснулась, в комнате было совсем темно.
В первый момент я не могла сообразить, где нахожусь. Вытянула перед собой руку и нащупала холодную бетонную стену, приподнялась на кровати, огляделась, прислушалась…
Высоко надо мной в стене виднелся слабо светящийся квадрат окна – единственный источник света в комнате.
Из-за двери доносились приглушенные голоса, а совсем рядом уныло и по-прежнему монотонно капала вода.
И этот монотонный звук помог мне вспомнить все.
Мне осталось жить до полуночи…
В голове мелькнула безумная мысль – а вдруг это время давно уже прошло, и обо мне просто забыли?
Но тут же, словно в ответ на мои мысли, дверь комнаты со скрипом отворилась, и на пороге появилась человеческая фигура.
Разглядеть лицо вошедшего было трудновато, но по голосу я узнала бровастого бандита по кличке Курок.
– Черт, – проговорил он, вглядываясь в темноту. – Темно, как у негра под мышкой! Что тут, лампочка перегорела?
Я молчала, затаившись на койке.
– А ну, выходи! – рявкнул Курок. – Поедешь сейчас к своему благоверному! Если он не попытается нас кинуть – через час будешь дома!
Я поспешно засунула руку под подушку, схватила припрятанный осколок стекла и спрятала его в задний карман джинсов.
– Я сказал – выходи! – повторил Курок. – Лучше не зли меня!
– А то что, – переспросила я невинным голосом, – убьешь? Так тебя Могила за это самого замочит! Я ему нужна – ты помнишь?
– Пока нужна, – насмешливо сказал бандит. – Только это ненадолго…
Федор Никодимов был человек сильный, решительный и удачливый. Коллеги по бизнесу его уважали и ценили, конкуренты – уважали и побаивались. Он обладал той редкой деловой интуицией, которая помогает без опасностей и без больших потерь плыть по бурному морю бизнеса, благополучно обходя опасные рифы, коварные мели и грозные скалы. Как лягушка в японском храме, предсказывающая землетрясение задолго до его реальных проявлений, он заранее чувствовал приближение серьезного кризиса или простые изменения биржевых котировок, знал, когда нужно затаиться и переждать, а когда следует действовать быстро и решительно.
Правда, начал он с нуля, поэтому еще не успел как следует раскрутиться, но верил, что все еще впереди, он создаст крупную компанию и увидит небо в алмазах.
Единственное, в чем ему не везло, – это в семейной жизни.
Первый раз женился Никодимов рано, в студенческие годы. Он учился в очень престижном вузе, попал туда по разнарядке, как отслуживший в армии. Вместе с ним, как это ни странно сейчас звучит, учились дети крупных чиновников, которые тогда еще верили в силу хорошего образования. Главное, чтобы дорогое чадушко окончило приличное учебное заведение, а там уж папочка постарается пристроить отпрыска на теплое местечко.
Отец Елены занимал довольно высокий пост в городской администрации, но Федора привлекли не родственные связи, а яркая красота девушки. Рослая, статная, с высокой грудью, неторопливыми движениями и спокойным уверенным голосом, Елена понравилась ему еще на первом курсе.
Она хорошо училась, а школу вообще окончила с золотой медалью. Федору нравилось смотреть на нее на лекциях, когда она внимательно слушала преподавателя, изредка покусывая кончик русой косы. С сокурсниками она была неизменно ровна, ни с кем не конфликтовала. Она благосклонно принимала знаки внимания, оказываемые Федором, но была сдержанна. По причине отсутствия денег у Федора они не так часто ходили куда-нибудь, больше гуляли по улицам, разговаривали. Точнее, Елена внимательно слушала его речи, сама была немногословна, и это тоже ему нравилось – Федор терпеть не мог болтушек.
После второго курса коса у Елены исчезла, и вырвавшиеся на свободу волосы вились вокруг лица легким светло-русым ореолом. Глядя на них, Федор тихо млел на лекциях, забывая слушать преподавателей.
Его друзья встречались с подружками где попало – в комнатах общежития, на чужих квартирах, летом на природе… Он не мог себе даже представить, что их с Еленой первая близость произойдет на несвежих простынях в захламленной казенной комнате, где за стенкой оглушительно орет магнитофон Гошки Иванова, а по коридору шляется комендант общежития – злобная тетка, отчего-то всегда одетая в синий застиранный халат уборщицы. Голова ее вечно была покрыта пластмассовыми бигудями, как крыша черепицей, сквозь прозрачную газовую косынку их было отлично видно.
Однажды Елена пригласила его к себе. Квартира оказалась пустой – родители были на торжественном заседании, посвященном какому-то очередному празднику. Федор не оценил впечатляющих размеров и обстановки комфортной квартиры – его интересовало совсем другое. Он вообще плохо помнил их первый вечер вдвоем, слишком сильно был влюблен.
Через некоторое время его, по выражению Елены, «ввели в дом». Федора тогда впервые покоробило выражение, услышанное из ее уст, и такой взвинченной он видел Лену впервые. По ее словам, мать решила устроить смотрины по всем правилам. Вместо того чтобы посидеть за ужином вчетвером и побеседовать о жизни, она назвала родни и каких-то неблизких знакомых.
Федор решил не ударить в грязь лицом. Для этого он занял у Гошки Иванова чудный темно-серый костюм.
Гошкин отец был портным в маленьком провинциальном городке и сам про себя рассказывал анекдот:
– Скажите, пожалуйста, где вы шили костюм?
– В Париже…
– Ну, надо же, кто бы мог подумать, так далеко от Бобруйска и так хорошо сшито!
В полном соответствии с анекдотом костюмы, пошитые Гошкиным отцом, выглядели очень неплохо. Возблагодарив судьбу за то, что они с Гошкой одной комплекции, Федор принял еще и галстук, который подружка приятеля Верка утащила у своего брата. Галстук был дорогущий и супермодный, братишка выменял его у одного типа на пластинку Элтона Джона.
