Я возвратился в Англию пасмурным теплым сентябрьским днем.
Листья на деревьях в вечернем свете отсвечивали золотом. Порывами налетал
шаловливый ветерок. Прямо из аэропорта я послал телеграмму Софии:
«Только что прибыл тчк Согласны ли пообедать сегодня вечером
Марио девять тчк Чарльз».
Часа два спустя, когда я просматривал «Таймс», в колонке
«Рождения, браки, смерти» мне бросилась в глаза фамилия Леонидис:
«19 сентября в „Трех фронтонах“, Суинли Дин, в возрасте 87
лет скончался Аристид Леонидис, возлюбленный супруг Бренды Леонидис. Она
скорбит о нем».
Ниже, непосредственно под этим объявлением, стояло:
«Семья Леонидис. У себя дома в „Трех фронтонах“, Суинли Дин,
скоропостижно скончался Аристид Леонидис. Любящие дети и внуки искренне
оплакивают его. Цветы посылать в церковь Св. Элдреда, Суинли Дин».
Два эти объявления меня весьма удивили. По-видимому,
произошла какая-то редакционная ошибка, приведшая к повторному сообщению. Я в
первую очередь подумал с тревогой о Софии и немедленно отправил вторую
телеграмму:
«Только что прочел известие смерти вашего деда. Глубоко
сочувствую. Дайте знать, когда смогу вас увидеть. Чарльз».
Телеграмма от Софии застала меня в шесть часов в доме моего
отца:
«Буду Марио девять. София».
Перспектива встречи с Софией привела меня в нервное
возбуждение. Время ползло со сводящей с ума медлительностью. В «Марио» я
заявился на двадцать минут раньше назначенного часа. София опоздала всего на
пять минут.
Встреча с тем, кого не видел очень давно, но кто все время
занимал твои мысли, всегда потрясение. И когда наконец София показалась в
вертящихся дверях, все дальнейшее приобрело нереальный характер. Она была в
черном, и это меня почему-то неприятно поразило. Многие женщины вокруг были в
черном, но я решил, что это траур, а я не ожидал, чтобы София вообще стала
надевать траур даже ради близкого родственника.
Мы стоя выпили по коктейлю, потом отыскали свой столик. Мы
говорили быстро и лихорадочно, расспрашивая друг друга о прежних каирских
знакомых. Разговор был какой-то ненатуральный, но он помог нам преодолеть
первоначальную неловкость. Я выразил свои соболезнования по поводу смерти ее
деда, София ответила спокойным тоном, что произошло это несколько неожиданно.
Затем мы опять пустились в воспоминания. Меня охватило беспокойство – что-то
идет не так, и дело совсем не в неловкости, которая вполне естественна после
стольких лет разлуки. Нет, определенно что-то неладное творилось с самой
Софией. Быть может, она собирается с духом и сейчас сообщит мне, что встретила
другого, кто ближе ей, чем был я? Что ее чувство ко мне «просто ошибка»?
И все-таки я почему-то сомневался, что причина в этом. Но в
чем – я не знал. А между тем наша натянутая беседа продолжалась.
И только когда официант, поставив на стол кофе, с поклоном
отошел в сторону, все вдруг стало на свои места. Вот снова София и я, мы сидим
за столиком ресторана, как сиживали много раз. Словно и не было всех этих лет
разлуки.
– София! – сказал я.
Она сразу же откликнулась:
– Чарльз!
Я с облегчением вздохнул:
– Ну, слава богу. Что на нас нашло?
– Наверное, это моя вина. Я вела себя глупо.
– Но теперь все в порядке?
– Да, все в порядке.
Мы улыбнулись друг другу.
– Любовь моя! – сказал я. И сразу же: – Когда ты выйдешь за
меня замуж?
Улыбка ее погасла. Нечто непонятное, не имеющее определения,
вернулось назад.
– Сама не знаю, – ответила она. – Я не уверена, Чарльз, что
вообще смогу выйти за тебя.
– Как, София? Почему? Я кажусь тебе чужим? Тебе нужно время,
чтобы опять ко мне привыкнуть? Или же появился кто-то другой? Нет… – оборвал я
себя. – Я олух. Причина не в этом.
– Не в этом. – Она покачала головой.
Я ждал. Она понизила голос:
– Причина в дедушкиной смерти.
– В смерти деда? При чем тут это? Какая разница? Не в том же
дело… не думаешь же ты… неужели дело в деньгах? Он тебе ничего не оставил?
Уверяю тебя, моя радость…
– Нет, деньги ни при чем. – Она еле заметно улыбнулась. – Я
уверена, что ты охотно взял бы меня замуж и «в одной сорочке», как говорили в
старину. Да и дедушка никогда в жизни не понес ни малейшего убытка.
– Так в чем же дело?
– Именно в его смерти. Понимаешь, Чарльз, он не просто…
умер. Я думаю… его убили.
Я уставился на нее во все глаза:
– Что за фантастическая идея! Откуда эта выдумка?
– Это не выдумка. Во-первых, доктор повел себя очень
странно. Отказался выдать свидетельство о смерти. Будет вскрытие. Совершенно
ясно, что они подозревают что-то неладное.
Я не стал спорить. София была умница, и на ее выводы можно
было положиться. Но я с горячностью сказал другое:
– Возможно, их подозрения неоправданны, но, даже если ты
права и они оправданны, какое отношение это имеет к нам с тобой?
– При некоторых обстоятельствах – имеет. Ты на
дипломатической службе. К женам там предъявляются немалые требования. Нет,
пожалуйста, не произноси слов, которые тебе не терпится сказать. Ты чувствуешь
себя обязанным сказать их и, не сомневаюсь, действительно искренне так думаешь,
и я теоретически с тобой согласна. Но я горда, дьявольски горда. Я хочу, чтобы
наш брак был удачным для обоих, и поэтому не хочу быть половинкой жертвы во имя
любви. Но, может, все еще образуется…
– То есть, может быть, доктор… ошибся?
– Даже если и не ошибся, неважно. Важно, чтобы убийца был
тот, кто и требуется…
– Что ты такое говоришь, София?
– Безобразие такое говорить, но, в конце концов, я
предпочитаю быть честной. – Она предугадала мой вопрос: – Нет, Чарльз. Больше я
ничего не скажу. Я и так уже сказала слишком много. Но я решила непременно
повидать тебя и сама все объяснить. Мы ничего не будем решать, пока все не
прояснится.
– Но хотя бы расскажи мне, как и что.
Она покачала головой:
– Не хочу.
– София…
– Нет, Чарльз, не надо, чтобы ты увидел нас под моим углом
зрения. Я хочу, чтобы ты взглянул непредубежденным взглядом со стороны.
