– Кто там? – спросил я.
– Мистер Гейтскил, дедушкин адвокат. Наверное, насчет
завещания.
И она в возбуждении выбежала из комнаты, очевидно, чтобы
возобновить свою сыщицкую деятельность.
В гостиную вошла Магда и, к моему великому изумлению,
направилась прямо ко мне и взяла обе мои руки в свои.
– Мой дорогой, – проворковала она, – какое счастье, что вы
еще здесь. Присутствие мужчины так успокаивает.
Она отпустила мои руки, подошла к стулу с высокой спинкой,
чуть подвинула его, погляделась в зеркало, взяла со столика маленькую коробочку
с эмалью и задумчиво стала открывать и закрывать крышку.
Поза была красивая.
В дверь заглянула София и наставительным тоном прошептала:
– Гейтскил!
– Знаю, – ответила Магда.
Через несколько минут София вошла в комнату в сопровождении
невысокого пожилого господина. Магда поставила коробочку на место и сделала шаг
ему навстречу.
– Доброе утро, миссис Филип. Я поднимаюсь наверх. Ваш супруг
написал мне письмо, будучи в уверенности, что завещание хранится у меня. У меня
же из слов покойного мистера Леонидиса создалось впечатление, что оно у него в
сейфе. Вам об этом, вероятно, ничего не известно?
– О завещании бедненького дуси-дедуси? – Глаза Магды
удивленно расширились. – Нет, конечно. Не говорите мне, что эта негодная
женщина там, наверху, уничтожила его.
– Ну-ну, миссис Филип, – он погрозил ей пальцем, – никаких
необоснованных обвинений. Вопрос лишь в том – где ваш свекор держал свое
завещание?
– Как – где? Он отослал его вам – в этом нет сомнений. После
того как подписал его. Он сам так сказал.
– Полиция, как я понимаю, просматривает сейчас личные бумаги
мистера Леонидиса. Я хочу поговорить с инспектором Тавернером.
Как только адвокат вышел, Магда вскричала:
– Вот! Значит, она его уничтожила! Я знаю, что я права.
– Пустяки, мама, она не совершила бы такой глупости.
– Совсем это не глупость. Если завещания нет, она получит
все.
– Ш-ш, Гейтскил возвращается.
Появился адвокат, с ним Тавернер, а за ними Филип.
– Я понял со слов мистера Леонидиса, – Гейтскил говорил на
ходу, – что он поместил завещание в сейф Английского банка.
Тавернер покачал головой:
– Я связался с банком. У них нет никаких личных документов
мистера Леонидиса, за исключением некоторых хранившихся у них ценных бумаг.
Филип предложил:
– Но может быть, Роджер… или тетя Эдит… София, будь добра,
пригласи их сюда.
Вызванный на совещание Роджер, однако, не пролил света на
эту загадку.
– Абсурд, полнейший абсурд, – повторял он, – отец подписал
завещание и ясно и четко сказал, что пошлет его на следующий день по почте
мистеру Гейтскилу.
– Если память мне не изменяет, – мистер Гейтскил откинулся
на спинку стула и прикрыл глаза, – двадцать четвертого ноября прошлого года я
представил мистеру Леонидису проект завещания, составленного согласно его
указаниям. Он одобрил проект, вернул мне, и я в свое время послал ему завещание
на подпись. По истечении недели я отважился напомнить ему, что еще не получил
подписанного и заверенного завещания, и спросил, не хочет ли он что-то в нем
изменить. Он ответил, что завещание полностью его устраивает, и добавил, что
подписал его и отправил в банк.
– Совершенно верно, – с жаром подхватил Роджер. – Как раз
тогда это и было, примерно в конце ноября прошлого года, помнишь, Филип? Как-то
вечером отец собрал нас всех и прочитал завещание вслух.
Тавернер повернулся к Филипу:
– Это совпадает с вашими впечатлениями, мистер Леонидис?
– Да, – ответил Филип.
– Очень похоже на «Наследство Войси»,
[6]
– заметила Магда.
Она удовлетворенно вздохнула. – Мне всегда казалось, что в завещании есть
что-то драматическое.
– А вы, мисс София?
– Все происходило именно так, – отозвалась София. – Я
прекрасно помню.
– И каковы же были условия завещания? – спросил Тавернер.
Мистер Гейтскил собрался было ответить со всей своей
пунктуальностью, но Роджер Леонидис опередил его:
– Завещание было очень простое. Поскольку Электра и Джойс
умерли, их имущественная доля вернулась к отцу. Сын Джойса Уильям еще раньше
погиб в бою в Бирме, и его деньги отошли отцу. Из близких родственников
остались только Филип, я и внуки. Отец объяснил это в завещании. Он оставил
пятьдесят тысяч фунтов, не обложенных налогом, тете Эдит, сто тысяч Бренде, ей
же этот дом или же купленный вместо этого по ее желанию дом в Лондоне. Остаток
он поделил на три части – одну мне, другую Филипу, третью следовало разделить
между Софией, Юстасом и Жозефиной. Доли обоих младших оставались под опекой до
их совершеннолетия. Кажется, я все правильно рассказал, мистер Гейтскил?
– Да, весьма приблизительно таковы условия документа,
который я подготовил, – проговорил мистер Гейтскил ядовитым тоном, уязвленный
тем, что ему не дали высказаться самому.
– Отец прочел нам завещание вслух, – продолжал Роджер. –
Спросил, нет ли у кого-нибудь замечаний. Ни у кого, конечно, их не было.
– Бренда сделала замечание, – напомнила мисс де Хевиленд.
– Ну как же, – с горячностью произнесла Магда. – Сказала,
что не может слышать, как ее любименький старенький Аристид говорит о смерти. У
нее, видите ли, мороз по коже. Так она выразилась. Мол, если он умрет, ей не
нужны эти ужасные деньги.
– Чистая условность, – заметила мисс де Хевиленд. – Очень
типичное высказывание для женщины ее класса.
Замечание было жесткое, полное яда. Я вдруг ощутил, до какой
степени она не любит Бренду.
– Очень справедливый и разумный раздел состояния, –
резюмировал мистер Гейтскил.
– А что последовало за чтением завещания? – задал следующий
вопрос инспектор Тавернер.
– Отец подписал его, – ответил Роджер.
Тавернер слегка подался вперед:
– Как именно и в какой момент подписал?
