– Вот он и ушел, – сказал я с жестокой прямотой.
– Ну и хорошо. Не думайте, что я такой бессердечный, но в
таком возрасте уже невозможно получать удовольствие от жизни.
– По-твоему, он не получал?
– Я считаю, что нет. В любом случае, ему было пора уйти… Он…
Юстас умолк, так как в классную комнату вернулся Лоуренс
Браун.
Он стал переставлять книги, но мне показалось, что краешком
глаза он следит за мной.
Поглядев на наручные часы, он сказал:
– Я жду тебя здесь ровно в одиннадцать, Юстас. Не опаздывай.
Мы и так потеряли много времени за последние дни.
– О’кей, сэр.
Юстас не спеша направился к двери и, насвистывая, вышел из
комнаты.
Лоуренс Браун снова бросил на меня испытующий взгляд, затем
облизнул губы. Я не сомневался, что он вернулся в классную комнату специально
для того, чтобы поговорить со мной.
Он перетасовал еще раз книги явно безо всякой на то
надобности, делая вид, что усиленно ищет какое-то нужное ему издание, и только
потом заговорил.
– Как… Как там у них подвигается? – спросил он.
– У них?
– У полиции.
Он нервно дергал носом, совсем как мышь в мышеловке. Именно
так я и подумал: мышь в мышеловке.
– Они меня не посвящают в свои дела.
– Да? А я думал, что ваш отец помощник комиссара…
– Он и есть помощник комиссара. Но не станет же он выдавать
служебные секреты?
Я нарочно сказал это многозначительным тоном.
– Значит, вы не знаете, как… что… если… – Голос его
окончательно куда-то исчез. – Они не собираются производить арест, вы не
знаете?
– Нет, насколько мне известно. Но, как я уже говорил, могу и
не знать.
«Выгоняйте их из нор, – сказал инспектор Тавернер, –
запугайте их». Лоуренс Браун, судя по всему, был до смерти запуган.
Он заговорил торопливо, срывающимся голосом:
– Вы не представляете себе, как это… такое напряжение… И
ничего не знать… Они приходят и уходят… задают вопросы. Я хочу сказать… вопросы
никакого отношения к делу не имеют.
Он умолк. Я терпеливо ждал. Если он хочет выговориться, я не
буду ему мешать.
– Вы ведь были здесь на днях, когда старший инспектор
высказал свое чудовищное предположение? О миссис Леонидис и обо мне… Это было
чудовищно. Чувствуешь свою полную беспомощность. Ты не можешь запретить людям
думать что угодно. И все это подлая ложь. Только потому, что она… Она была
намного моложе своего мужа. Какие ужасные мысли приходят людям в голову… просто
ужасные. Я чувствую… я не могу не видеть, что это заговор.
– Заговор? Любопытно.
Это было действительно любопытно, хотя и не в том смысле,
как это понимал Лоуренс.
– Дело в том, что семья… семья миссис Леонидис мне никогда
не симпатизировала. Они всегда относились ко мне высокомерно. Я всегда
чувствовал, что они меня презирают.
У него начали дрожать руки.
– И все только потому, что у них всегда были деньги… и
власть. Они смотрят на меня сверху вниз. Кто я для них? Простой учитель, всего
лишь жалкий трус, отказывающийся служить в армии. А я отказался по велению
совести. Да, именно совести!
Я ничего не ответил.
– Ну, хорошо, а что такого, если я боялся? – выкрикнул он. –
Боялся, что не справлюсь с собой. Боялся, что не смогу, когда понадобится,
заставить себя спустить курок. Разве вы точно знаете, что стреляете в нациста?
А может быть, это порядочный человек, какой-нибудь деревенский парень, не
имеющий отношения к политике, призванный на военную службу. Я считаю, что война
аморальна. Вы можете это понять? Я считаю, что война аморальна!
Я по-прежнему хранил молчание, полагая, что таким способом
добьюсь большего, чем если бы я стал ему возражать или соглашаться с ним.
Лоуренс Браун вел спор сам с собой, постепенно все больше раскрываясь.
– Они всегда надо мной смеялись. – Голос его задрожал. – У
меня какой-то особый талант делать из себя посмешище. И это вовсе не оттого,
что у меня не хватает мужества, однако я всегда делаю что-то не так. Я однажды
бросился в горящий дом, чтобы спасти женщину. Но как только я туда вошел, я
сразу же перестал ориентироваться и, задохнувшись от дыма, потерял сознание. Я
доставил массу хлопот пожарным, пока они искали меня. Я слышал, как кто-то из
них сказал: «Зачем этот болван полез не в свое дело?» Мне не надо ни за что
браться – все равно ничего хорошего не выйдет, все против меня. И тот, кто убил
мистера Леонидиса, подстроил все так, чтобы подозрение обязательно пало на
меня. Его убили для того, чтобы погубить меня.
– А что вы скажете о миссис Леонидис?
Он вдруг покраснел и стал больше похож на человека и меньше
на мышь.
– Миссис Леонидис ангел, – пробормотал он. – Настоящий ангел.
С какой нежностью и добротой она относилась к своему престарелому мужу. Это
совершенно удивительно. Дико, просто дико думать, что она может быть причастна
к убийству! Этого не понимает только дуб-инспектор.
– У него предвзятое отношение. В его архивах немало дел, где
пожилые мужья были отравлены прелестными молодыми женами.
– Невыносимый болван! – сказал сердито Лоуренс Браун.
Он отошел к стоящему в углу шкафу и начал рыться в книгах.
Решив, что его пора оставить в покое, я неторопливо вышел из
комнаты. Когда я проходил по коридору, дверь слева отворилась и на меня почти
упала Жозефина. Она появилась с неожиданностью черта в старинной пантомиме.
Лицо и руки ее были в грязи, с уха свисала длинная паутина.
– Где ты была, Жозефина?
– На чердаке.
Я заглянул в полуоткрытую дверь. Несколько ступенек вели
наверх, в какое-то квадратное чердачное помещение, в темной глубине которого
стояли большие баки для воды.
– Что ты там делала?
– Занималась расследованием, – отрезала она сухо.
– Что можно расследовать в чулане, где одни баки?
Она, однако, уклонилась от ответа на мой вопрос и только
сказала:
– Пойду умоюсь.
– И как можно скорее, – посоветовал я.
Жозефина скрылась за дверью ближайшей ванной, но тут же
выглянула снова.
