Дверь отворилась, Гловер возвестил, что пришел старший
инспектор Тавернер.
– Он ведет это дело, – пояснил отец. – Его полезно повидать.
Он изучал их семью вплотную. Знает про них куда больше меня.
Я спросил, взялся ли Скотленд-Ярд за это дело по просьбе
местной полиции.
– Суинли Дин относится к Большому Лондону, они подпадают под
нашу юрисдикцию.
Я кивнул. В комнату уже входил старший инспектор Тавернер. Я
знал его с довоенных времен. Он горячо приветствовал меня и поздравил с
благополучным возвращением.
– Я знакомлю Чарльза с общей картиной дела, – объяснил
старик. – Поправьте меня, Тавернер, если я собьюсь. Леонидис приехал в Лондон в
тысяча восемьсот восемьдесят четвертом. Открыл ресторанчик в Сохо. Ресторанчик
стал приносить доход. Леонидис открыл второй. Скоро ему принадлежало семь или
восемь ресторанов. И все окупались с лихвой.
– Никогда не сделал ни одной ошибки, за что бы ни брался, –
вставил старший инспектор.
– Он обладал природным чутьем, – продолжал отец. – В
результате он стоял почти за всеми модными лондонскими ресторанами. Дальше он
занялся ресторанным делом по-крупному.
– Он стоял и за многими другими предприятиями, – добавил
Тавернер. – Торговля подержанной одеждой, магазин дешевых ювелирных изделий и
масса всего другого. Разумеется, – добавил он задумчиво, – он всегда был
пройдохой.
– То есть мошенником? – спросил я.
Тавернер покачал головой:
– Нет, я не это имею в виду. Бестия – да, но не мошенник.
Закона никогда не нарушал. Но ухитрялся придумать тысячи уловок, чтобы закон
обойти. Он урвал большой куш даже во время войны, а уж на что был стар. Никогда
ничего противозаконного, но уж если он за что-то взялся – значит, сочиняй
скорей новый закон. Но пока вы сочиняли новый закон, он успевал затеять
следующий бизнес.
– Не слишком обаятельный субъект, – заметил я.
– То-то и оно, что очень обаятельный. Понимаете, он обладал
индивидуальностью. И смотреть-то, кажется, не на что, прямо гном какой-то – маленький,
уродливый, но в нем чувствовался магнетизм. Женщины в него так и влюблялись.
– Выбор первой жены всех удивил, – вмешался отец. – Он
женился на дочери сельского сквайра, главы охотничьего общества.
Я удивленно поднял брови:
– Деньги?
Старик покачал головой:
– Нет, брак по любви. Она познакомилась с ним, когда
заказывала свадебный ужин для своей подруги, и влюбилась в него. Повторяю, он
был очень обаятельный. Его экзотичность, энергия – вот что ее, наверное,
привлекло. Ей до смерти надоело ее сельское окружение.
– И брак получился счастливым?
– Как ни странно, очень. Конечно, ее и его друзья не
сочетались – еще не наступили те времена, когда деньги смели все классовые
различия, – но это их не смущало. Они стали обходиться без друзей. Аристид
построил свой несуразный дом в Суинли Дин, они поселились там и родили
восьмерых детей.
– Вот уж поистине семейная хроника.
– Старый Леонидис поступил весьма умно, выбрав Суинли Дин.
Тогда этот пригород только начинал входить в моду. Вторую и третью площадку для
гольфа еще не сделали. Суинли Дин населяли старожилы, страстно привязанные к
своим садикам и полюбившие миссис Леонидис, и дельцы из Сити, которые мечтали
завязать деловые отношения с самим Леонидисом, так что выбор знакомых у них был
богатый. Так они и жили, наслаждаясь счастьем, пока она не умерла от пневмонии
в тысяча девятьсот пятом году.
– Оставив ему восьмерых детей?
– Один умер в младенчестве. Двоих сыновей убили во время
этой войны. Одна дочь вышла замуж, уехала в Австралию и там умерла. Незамужняя
дочь погибла в автокатастрофе. Еще одна умерла года два назад. В живых осталось
двое – старший сын Роджер, женатый, но бездетный, и Филип, женатый на известной
актрисе. У них трое детей – твоя София, Юстас и Жозефина.
– И все они живут в этих… как там? В «Трех фронтонах»?
– Да. У Роджера Леонидиса квартиру разбомбило в самом начале
войны. Филип с семьей поселился там в тысяча девятьсот тридцать восьмом году. И
еще имеется пожилая тетка, мисс де Хевиленд, сестра первой миссис Леонидис. Она
всегда терпеть не могла своего зятя, однако, когда сестра умерла, она сочла
своим долгом принять его приглашение и остаться воспитывать детей.
– И она с большим рвением выполняет свой долг, – заметил
инспектор Тавернер. – Но она не из тех, кто склонен менять свое мнение о том
или ином человеке. Она всегда неодобрительно относилась к Леонидису и его
способам ведения дел.
– Словом, народу полон дом, – сказал я. – И кто же,
по-вашему, убил?
Тавернер покачал головой.
– Рано, – сказал он, – рано отвечать на этот вопрос.
– Оставьте, Тавернер, я уверен, вы кого-то подозреваете. Мы
ведь с вами не в суде.
– Это верно, – мрачно отозвался Тавернер. – Но до суда дело
и вообще может не дойти.
– Вы хотите сказать, что это не убийство?
– Нет, тут сомневаться не приходится. Его отравили. Но, сами
знаете, какая морока с этими отравлениями. Доказательства добыть не так-то
просто – дело деликатное. Все факты могут указывать в одном направлении.
– Вот это я и хочу от вас узнать. Вы уже, наверное,
составили себе определенное мнение?
– Да, есть одна очень убедительная версия. Знаете, как
бывает: все сходится, улики как нарочно подбираются. Но я почему-то не уверен.
Дело мудреное.
Я обратил умоляющий взор на старика. Он медленно проговорил:
– Как ты знаешь, Чарльз, когда речь идет об убийстве,
очевидное решение обычно и есть правильное. Старый Леонидис женился вторично
десять лет назад.
– В семьдесят семь?
– Да, на молодой двадцатичетырехлетней женщине.
Я присвистнул:
– Что за молодая женщина?
– Работала в кафе. Вполне приличная особа, красивая, но
несколько вялого, анемичного вида.
– Это и есть ваша убедительная версия?
– А как бы вы думали, сэр? – проговорил Тавернер. – Сейчас
ей всего тридцать четыре, возраст опасный. Она уже привыкла к роскошному образу
жизни. К тому же в доме живет молодой человек. Учитель внуков. На войне не был
– то ли сердце неважное, то ли еще что. Дружба у них – водой не разольешь.
