Все это было сказано торопливо, с каким-то тихим отчаянием,
удивившим и насторожившим меня. Я не замечал прежде, что она на грани срыва, и
не представлял себе, каким мучительным и собственническим было ее чувство к
Роджеру.
В памяти невольно возникли слова Эдит де Хевиленд: «Люблю,
но не делаю кумиров», произнесенные с какой-то особой интонацией. Я так и не
понял, имела ли она в виду Клеменси.
Думаю, что Роджер любил отца больше всех на свете, больше,
чем жену, несмотря на то что он был сильно к ней привязан. Я впервые понял,
каким упорным было желание Клеменси полностью завладеть мужем. Любовь к
Роджеру, как я сейчас видел, составляла смысл ее жизни. Он был для нее
одновременно и мужем, и возлюбленным, и ее ребенком.
У подъезда остановилась машина.
– Привет, – сказал я, – вот и Жозефина.
Жозефина выскочила из машины, за ней вышла Магда.
У Жозефины была забинтована голова, но выглядела она вполне
здоровой.
– Пойду посмотрю, как там мои золотые рыбки, – заявила она и
двинулась по направлению к пруду нам навстречу.
– Солнышко, тебе необходимо немного полежать и, может быть,
выпить крепкого бульона! – закричала Магда.
– Мама, успокойся, я уже совсем поправилась. И вообще я
ненавижу крепкий бульон.
Магда стояла в нерешительности. Я знал, что Жозефину
собирались выписать из больницы уже несколько дней назад и задержали ее там
только по просьбе Тавернера. Он не мог поручиться за безопасность Жозефины,
пока не упрятали под замок подозреваемых преступников.
Я сказал Магде:
– Я думаю, свежий воздух ей будет только полезен. Я
присмотрю за ней.
Я догнал Жозефину по дороге к пруду.
– Тут столько всякого происходило, пока тебя не было, –
сказал я.
Жозефина не ответила. Близорукими глазами она всматривалась
в пруд.
– Не вижу Фердинанда, – пробормотала она.
– Какой из них Фердинанд?
– Такой с четырьмя хвостами.
– Это забавные созданья. А мне нравятся ярко-золотые рыбки.
– Самые обыкновенные.
– А в этих, как молью объеденных, я ничего красивого не
вижу.
Жозефина уничтожила меня взглядом:
– Это шебункины. Они очень дорого стоят – гораздо дороже
золотых рыбок.
– А тебе неинтересно узнать, что здесь происходило?
– Я и так знаю.
– А ты знаешь, что нашли новое завещание и что дедушка
оставил все деньги Софии?
Жозефина кивнула со скучающим видом:
– Мама мне сказала, но я и раньше знала.
– В больнице узнала, это ты хочешь сказать?
– Нет. Я хочу сказать, что знала раньше о том, что дедушка
все деньги оставил Софии. Я слышала, как он ей говорил об этом.
– Снова подслушивала?
– Да, я люблю подслушивать.
– Очень стыдно это делать, а кроме того, помни, те, кто
подслушивает, могут услышать нелестное о себе.
Она как-то странно на меня поглядела:
– Я слыхала, что он сказал ей про меня, если вы это имели в
виду. Няня просто бесится, – добавила она, – когда видит, что я подслушиваю под
дверью. Она говорит, что так вести себя не должна настоящая леди.
– Она права.
– Наплевать, – сказала Жозефина. – Сейчас нет настоящих
леди. Так сказали по радио в «Клубе смекалистых». Они считают, что это
ар-ха-ично. – Она старательно и с расстановкой выговорила незнакомое слово.
Я переменил тему:
– Ты немного опоздала. Самые крупные события произошли
только что – инспектор Тавернер арестовал Бренду и Лоуренса.
Я ожидал, что Жозефина, игравшая роль сыщика, будет поражена
этой новостью, но она снова со скучающей миной повторила:
– Да, я знаю.
Я пришел в тихое бешенство.
– Ты не можешь этого знать, – сказал я. – Это случилось
только что.
– Машина встретилась нам на дороге. Там вместе с Брендой и
Лоуренсом сидели инспектор Тавернер и сыщик в замшевых туфлях. Я, конечно,
сразу поняла, что их арестовали. Интересно, он сделал необходимое
предупреждение? Сами знаете, так полагается.
Я заверил ее, что Тавернер вел себя в строгом соответствии с
законом.
– Я вынужден был рассказать ему о письмах, – добавил я
извиняющимся тоном. – Я нашел их за баком. Я хотел, чтобы ты сама ему о них
сказала, но ты была уже в больнице.
Она осторожно потрогала голову.
– Меня должны были убить, – заявила она удовлетворенно. – Я
же вам говорила, что настало время для второго убийства. Баки – негодное место
для хранения писем. Я сразу же догадалась, когда увидела, как Лоуренс выходит
оттуда. Он ведь не такой человек, чтобы возиться с кранами, трубами, пробками.
Поэтому я сразу решила, что он там что-то прячет.
– А я думал… – начал было я, но замолк, услышав властный
голос Эдит де Хевиленд, зовущий Жозефину.
Жозефина вздохнула:
– Опять что-то надо. Но я лучше пойду. Никуда не денешься,
если зовет тетя Эдит.
Она бегом помчалась через газон, а я не спеша последовал за
ней.
Обменявшись короткими репликами с тетушкой, стоявшей на
террасе, Жозефина ушла в дом, я же присоединился к Эдит де Хевиленд.
В то утро ей можно было дать все ее годы. Меня поразило ее
измученное страдальческое лицо. Видно было, что она устала и ей неможется.
Заметив мой озабоченный взгляд, она попыталась улыбнуться.
– На этом ребенке совсем не отразилось ее приключение, –
сказала она. – С нее глаз теперь нельзя спускать. Хотя… мне кажется, сейчас это
уже не так важно. – Она вздохнула: – Я рада, что все кончено. Но что за
безобразная сцена! Если тебя арестовывают за убийство, можно хотя бы держаться
с достоинством. У меня не хватает терпения на таких людей, как Бренда, которые
впадают в истерику и поднимают визг. У этих людей нет мужества. Лоуренс Браун
вообще был похож на загнанного в угол кролика.
Смутное чувство жалости зашевелилось в моей душе.
– Бедняги, – сказал я.
– Да, бедняги. Надеюсь, у нее достанет здравого смысла
позаботиться о себе. Я хочу сказать, заручиться хорошими адвокатами и все
прочее.
