Я задумался, глядя на него. Старая знакомая песня. По
испытанному образцу. Вторая миссис Леонидис, как подчеркнул отец, особа в
высшей степени порядочная. Но сколько убийств совершалось именем порядочности!
– Чем его отравили? – полюбопытствовал я. – Мышьяком?
– Нет. Результатов анализа мы еще не получили, но доктор
считает, что это эзерин.
– Несколько необычно, правда? Наверняка нетрудно проследить,
кто покупал.
– Нет, не тот случай. Лекарство-то его собственное. Глазные
капли.
– Леонидис страдал диабетом, – пояснил отец. – Ему делали
регулярные уколы инсулина. Инсулин продается в пузырьках с резиновой крышечкой.
Игла для подкожных инъекций вводится через крышечку внутрь пузырька, и
содержимое набирается в шприц.
Я догадался, что последует дальше.
– И в пузырьке оказался не инсулин, а эзерин?
– Совершенно верно.
– И кто делал укол? – спросил я.
– Жена.
Теперь я понял, что подразумевала София, говоря «убил тот,
кто требуется». Я задал еще один вопрос:
– Семья в хороших отношениях со второй женой?
– Нет. Кажется, в ссоре.
Все становилось яснее и яснее. И все-таки инспектор Тавернер
был явно неудовлетворен.
– Что вам тут не нравится? – настаивал я.
– Если убила она, мистер Чарльз, ей было так просто вернуть
потом на место пузырек с инсулином. Вот чего я в толк не возьму: почему она
этого не сделала.
– Да, казалось бы, чего естественнее. И много в доме
инсулина?
– О да, полные пузырьки, пустые пузырьки… Подмени она
пузырек, и доктор нипочем не заподозрил бы, что дело нечисто. Ведь очень мало
известно о признаках отравления эзерином. И поэтому доктор, думая, что дело в
неправильной дозировке, сделал проверку на инсулин и таким образом обнаружил,
что это вовсе не инсулин.
– Стало быть, – задумчиво проговорил я, – миссис Леонидис
либо очень глупа, либо очень хитра.
– То есть…
– Она, может быть, и рассчитывала на то, что уж за такую
дуру вы ее не примете. Какие есть варианты? Есть еще подозреваемые?
– Фактически любой из домашних мог это сделать, – ответил
старик невозмутимо. – В доме всегда был большой запас инсулина, по крайней мере
на две недели вперед. С одним из пузырьков можно было произвести нужные
манипуляции, а потом незаметно подсунуть обратно, зная, что рано или поздно до
него дойдет очередь.
– Насколько я понимаю, любой имел доступ к инсулину?
– Его никто не запирал, пузырьки стояли в ванной на половине
Леонидиса – на определенной полке в аптечке. Все передвигались по дому
свободно, когда и куда хотели.
– Веский мотив?
Отец вздохнул:
– Милый Чарльз, Аристид Леонидис был сказочно богат! Он,
правда, перевел изрядную часть денег на своих близких при жизни, но, возможно,
кому-то захотелось иметь еще больше.
– И больше всех захотелось нынешней жене. А у ее молодого
дружка есть деньги?
– Нет. Беден, как церковная мышь.
И тут меня осенило. Я вспомнил строчку, которую приводила
София. Вспомнил почти весь детский стишок:
Жил на свете человек
Скрюченные ножки,
И гулял он целый век
По скрюченной дорожке.
А за скрюченной рекой
В скрюченном домишке
Жили летом и зимой
Скрюченные мышки.
[1]
– А как вам миссис Леонидис? – спросил я Тавернера. – Что вы
о ней думаете?
Он ответил с расстановкой:
– Трудно сказать… очень трудно. Ее не сразу раскусишь. Тихая
такая, молчаливая, не знаешь, что она думает. Но она привыкла жить в роскоши,
это точно. Напоминает мне кошку, пушистую, ленивую, мурлыкающую кошку… Я,
правда, ничего против кошек не имею. Они животные симпатичные. – Он вздохнул: –
Доказательства – вот что нам нужно.
«Да, – подумал я, – нам всем нужны доказательства того, что
миссис Леонидис отравила своего мужа – нужны Софии, нужны мне, нужны старшему
инспектору Тавернеру».
И тогда все будет как нельзя лучше. Но София не была ни в
чем уверена, я не был уверен, и, думаю, инспектор Тавернер тоже не был уверен…
Глава 4
На следующий день я вместе с Тавернером отправился в «Три
фронтона».
Положение мое было довольно щекотливым. Мягко говоря, его
нельзя было назвать общепринятым. Но и мой старик никогда не был сторонником
общепринятого.
Кое-какое основание для сотрудничества с полицией у меня
имелось. В самом начале войны я работал в Особом подразделении Скотленд-Ярда.
Конечно, случай здесь был совсем не тот, но все же моя
прежняя деятельность давала мне, как бы это сказать, определенный официальный
статус.
Отец объявил:
– Если хотим так или иначе распутать это дело, нужен
источник информации в самом доме. Нам необходимо знать все, что только можно,
про людей, живущих в доме. И знать изнутри, а не извне. Вот в этом и будет твоя
работа.
Мне это не понравилось. Я бросил окурок в камин и сказал:
– Значит, я становлюсь полицейским шпиком? Так? Я должен
добывать информацию через Софию, которую люблю и которая тоже, как мне хочется
думать, любит меня и доверяет мне.
Старик просто взбеленился:
– Ради бога, оставь эту банальную точку зрения. Прежде всего
ты, надеюсь, не думаешь, что твоя девушка убила своего деда?
– Нет, естественно. Какой абсурд!
– Отлично, мы тоже так не думаем. Она несколько лет
отсутствовала, отношения с дедом у нее были всегда самые дружеские. Доход у нее
солидный, дед, скорее всего, отнесся бы к вашей помолвке одобрительно, а
возможно, сделал бы по поводу свадьбы еще какое-нибудь щедрое распоряжение.
Нет, она стоит вне подозрений. Да и с чего бы нам ее подозревать? Но ты можешь
быть уверен в одном. Если загадка не прояснится, девушка за тебя не выйдет. Я
сужу по тому, что ты мне о ней рассказывал. Причем, заметь, преступление такого
типа может остаться нераскрытым. Допустим, мы убедимся, что между женой и
молодым человеком существовал сговор, но это еще надо доказать. Пока что даже
нет оснований передать дело заместителю прокурора. И если мы не добудем
настоящих улик против жены, нехорошие подозрения всегда останутся. Ты это
понимаешь?
