– Я сообщу вам, как только получу какие-нибудь сведения.
Я поблагодарил его и вернулся в гостиную, где застал Софию и
Юстаса. Магда уже ушла.
– Он сообщит нам, как только что-нибудь узнает, – сказал я.
– Что-то с ними случилось, я уверена, что-то произошло, –
тихо ответила София.
– София, дорогая, еще ведь не очень поздно.
– Напрасно вы так беспокоитесь. Они, наверное, пошли в кино,
– добавил Юстас и своей ленивой походкой вышел из комнаты.
Я сказал Софии:
– Она могла поехать с Жозефиной в гостиницу или даже в
Лондон. Мне кажется, она одна и понимает, какая опасность грозит Жозефине, –
понимает лучше, чем мы.
София посмотрела на меня хмурым взглядом, значение которого
я не знал, как истолковать.
– Она меня поцеловала на прощание, – промолвила она.
Я не совсем понял, что выражает эта ни с чем не связанная
фраза, что София ею хочет сказать.
Я спросил, что делается с Магдой – не очень ли она
волнуется?
– Мама? Да нет, с ней все в порядке. У нее ведь отсутствует
чувство времени. Она читает новую пьесу Вавасура Джоунза под названием «Женщина
располагает». Смешная пьеса об убийстве, там женщина – синяя борода, по-моему,
плагиат с пьесы «Мышьяк и старые кружева».
[13]
Но там есть хорошая женская роль
– женщина с маниакальным желанием овдоветь.
Я больше не задавал вопросов, мы оба молча делали вид, что
читаем.
Часы показывали половину седьмого, когда открылась дверь и
вошел Тавернер. На лице его можно было прочесть все, что он собирается сказать.
София встала.
– Ну что? – спросила она.
– Мне очень жаль, но у меня для вас плохие вести. Я объявил
машину в розыск. Патруль сообщил, что «Форд» с похожим номером свернул с шоссе
у Флакспур Хит и проехал через лес.
– По дороге к Флакспурскому карьеру?
– Да, мисс Леонидис. – После паузы он продолжал: – Машина
обнаружена в карьере. Обе пассажирки погибли. Может, вам будет легче узнать,
что смерть была мгновенной.
– Жозефина! – В дверях стояла Магда. Голос ее перешел в
вопль. – Жозефина, крошка моя!
София подошла к матери и обняла ее. Я бросился к двери,
крикнув на ходу:
– Я сейчас!
Я вспомнил, как Эдит де Хевиленд села за письменный стол и
написала два письма, а потом, взяв их с собой, спустилась в холл.
Но писем в руках у нее не было, когда она садилась в машину.
Я кинулся в холл прямо к длинному дубовому комоду. Письма я
нашел сразу – они были за медным кипятильником.
То, что лежало сверху, было адресовано старшему инспектору
Тавернеру.
Тавернер вошел вслед за мной. Я отдал ему письмо, и он тут
же вскрыл его. Поскольку я стоял рядом, я прочел это короткое послание:
«Я надеюсь, что письмо будет прочитано после моей смерти. Я
не хочу входить в детали, но я целиком принимаю на себя ответственность за
смерть моего шурина Аристида Леонидиса и Джанет Роу (няни). Я таким образом
официально заявляю, что Бренда Леонидис и Лоуренс Браун не повинны в убийстве
Аристида Леонидиса. Справка, которую вы можете навести у доктора Майкла
Шавасса, 783, Харли-стрит, подтвердит вам то, что жизнь мою можно было бы
продлить всего на несколько месяцев. Я предпочитаю поступить именно так и
спасти двух невинных людей от обвинения в убийстве, коего они не совершали. Я
пишу это в здравом уме и в твердой памяти.
Эдит де Хевиленд».
Когда я кончил читать письмо, я вдруг осознал, что София
тоже его прочитала – не знаю, с согласия Тавернера или без.
– Тетя Эдит… – прошептала София.
Я вспомнил безжалостный каблук Эдит де Хевиленд, вдавивший в
землю вьюнок. Вспомнил и рано закравшееся подозрение, казавшееся
фантастическим. Но почему она…
София угадала мои мысли, прежде чем я успел их высказать.
– Но почему Жозефина? Почему она взяла с собой Жозефину? –
сказала она.
– Почему она вообще это сделала? Чем это объяснить?…
Я еще не докончил фразы, как уже знал ответ. Мне ясно
представилась целиком вся картина. Я понял, что все еще держу в руке второе
письмо. Взглянув на него, я увидел свое имя.
Оно было тверже и тяжелее, чем первое. Я знал, что в нем
содержится, до того как вскрыл. Я разорвал конверт, и из него выпала черная
записная книжечка Жозефины. Я поднял ее с пола – она раскрылась на первой странице.
Откуда-то издалека до меня донесся голос Софии, ясный и
сдержанный:
– Мы все неправильно понимали… Это не Эдит.
– Не Эдит, – сказал я.
София подошла ко мне совсем близко… и прошептала:
– Это была Жозефина, да?
Мы вместе прочитали первую строчку в черной записной
книжечке, выведенную еще не сформировавшимся детским почерком: «Сегодня я убила
дедушку».
Глава 26
Можно только удивляться, почему я был так слеп. Истина
буквально рвалась наружу, и, если вдуматься, одна лишь Жозефина отвечала всем
отцовским характеристикам. Ее тщеславие, постоянное важничанье, непомерная
любовь к разговорам, бесконечные заявления о том, какая она умная и какая
полиция глупая.
Я никогда не принимал ее всерьез, потому что она была еще
ребенком. Но дети ведь не раз совершали убийства, а в данном случае убийство
было вполне в пределах ее возможностей. Дед сам указал ей точный способ – он
фактически дал ей в руки готовый план. Единственное, что от нее требовалось, –
не оставлять отпечатков пальцев, а этой науке легче легкого выучиться даже при
самом поверхностном знакомстве с детективной литературой. Все остальное –
просто мешанина, почерпнутая из шаблонных романов. Тут и записная книжечка,
изыскания сыщика, тут и ее якобы подозрения, многозначительные намеки на то,
что она не хочет говорить, пока до конца не уверена…
И наконец покушение на самое себя. Почти невероятная
операция, принимая во внимание то, что Жозефина могла легко погибнуть. Но она
чисто по-детски этого не учитывала. Она была героиней, а героинь не убивают.
Здесь, однако, появились улики – комочки земли на сиденье старого стула в
прачечной. Жозефине и только Жозефине могло понадобиться влезть на стул и
пристроить на двери мраморный брусок. Он, очевидно, не один раз пролетал мимо (судя
по вмятинам на полу), и она снова терпеливо взбиралась на стул и снова
укладывала кусок мрамора на дверь, пользуясь шарфом, чтобы не оставлять
отпечатков. А потом, когда брусок упал, она едва избежала смерти.
