Я кивнул.
– Это один вид жестокости, – продолжала София. – Затем
бабушка. Я ее едва помню, но слышала про нее много. У нее жестокость, я думаю,
шла от отсутствия воображения. Все ее предки – охотники на лис, генералы,
этакие грубые бурбоны, исполненные прямоты и высокомерия. Такие, нимало не
сомневаясь, с легкостью распорядятся чужой жизнью и смертью.
– Не слишком ли это притянуто за уши?
– Может быть, и притянуто, но меня всегда пугал этот тип
людей – жестоких в своей прямоте. Дальше – моя мама, она – актриса и прелесть,
но абсолютно лишена чувства меры. Она из тех бессознательных эгоцентриков,
которые видят происходящее лишь постольку, поскольку это касается их самих.
Иногда, знаешь, это пугает. Затем – Клеменси, жена дяди Роджера. Она – ученая,
проводит какие-то важные исследования. Тоже безжалостна в своем
безлико-хладнокровном стиле. Дядя Роджер – тот полная ей противоположность,
добрейшая и милейшая личность, но вспыльчив до ужаса. Любая мелочь способна
вывести его из себя, и тогда он буквально теряет над собой власть. Отец…
Последовала долгая пауза.
– Отец, – медленно продолжала она, – слишком хорошо владеет
собой. Никогда не угадать, что он думает. Он никогда не проявляет ни малейших
эмоций. Возможно, это какая-то бессознательная самозащита против маминого
разгула эмоций, но все же… иногда это меня немного тревожит.
– Дорогая моя, – сказал я, – ты напрасно так себя
взвинчиваешь. Дело сводится к тому, что любой человек в принципе способен на
убийство.
– Думаю, что да. Даже я.
– Только не ты!
– Нет, Чарльз, я не исключение. Мне кажется, я могла бы
убить… – Она умолкла, потом добавила: – Убить из-за чего-то очень важного!
Я рассмеялся. Просто не мог удержаться. София тоже
улыбнулась.
– Может, все это глупости, но мы обязаны узнать правду о
смерти дедушки. Просто обязаны. Если бы только это оказалась Бренда…
Мне вдруг стало очень жаль Бренду Леонидис.
Глава 5
По дорожке навстречу нам быстрыми шагами двигалась высокая
фигура в старой мятой фетровой шляпе, бесформенной юбке и какой-то громоздкой
вязаной кофте.
– Тетя Эдит, – сказала София.
Фигура раза два нагнулась над цветочными бордюрами, затем
стала приближаться к нам. Я встал со скамьи.
– Это Чарльз Хейворд, тетя Эдит. Моя тетя, мисс де Хевиленд.
Эдит де Хевиленд было около семидесяти. Копна седых
растрепанных волос, обветренное лицо, острый проницательный взгляд.
– Здравствуйте, – проговорила она. – Слыхала про вас.
Вернулись с Востока? Как поживает ваш отец?
Я с удивлением ответил, что хорошо.
– Я его знала еще мальчиком, – пояснила она. – Была знакома
с его матерью. Вы на нее похожи. Хотите нам помочь или наоборот?
– Надеюсь помочь. – Я почувствовал себя не в своей тарелке.
– Помощь нам не помешает. В доме кишмя кишат полицейские. То
и дело на них натыкаешься. Некоторые мне не нравятся. Если мальчик ходил в
приличную школу, он не должен служить в полиции. Я тут на днях видела сынка
Мойры Киноул – стоит регулировщиком около Мраморной арки. Иногда не знаешь, на
каком ты свете. – Она повернулась к Софии: – Няня тебя искала, София. Надо
распорядиться насчет рыбы.
– Ах ты, черт, забыла! – воскликнула София. – Пойду позвоню
в лавку.
Она заторопилась к дому. Мисс де Хевиленд медленно двинулась
в том же направлении. Я пошел рядом с ней.
– Не знаю, что бы мы делали без нянюшек, – проговорила мисс
де Хевиленд. – Почти у всех бывают старые няни. Они остаются в доме, стирают,
гладят, готовят, прибирают комнаты. Они верные и преданные. Нашу я сама нашла
много лет назад.
Она нагнулась и со злобой выдернула вьющийся перекрученный
зеленый стебелек.
– Мерзкий вьюн. Хуже сорняка нет! Обвивает, душит и
добраться-то до него как следует нельзя – идет под землей.
Она в сердцах раздавила каблуком выдранную кучку зелени.
– Скверное дело, Чарльз Хейворд, – сказала она, глядя в
сторону дома. – А что думает полиция? Нет, наверное, мне не следует задавать
вам такой вопрос. В голове не укладывается, что Аристида отравили. Да и вообще
чудно думать о нем как о мертвом. Он мне никогда не нравился – никогда! Но
привыкнуть к тому, что он умер, не могу… Дом без него какой-то… пустой.
Я молчал. Несмотря на отрывистость речи, Эдит де Хевиленд,
очевидно, погрузилась в воспоминания.
– Я утром думала: прожила я тут долго. Больше сорока лет.
Переехала сюда, когда умерла сестра. Он меня пригласил. Семеро детей, младшему
год. Не могла же я предоставить их воспитание какому-то даго.
[2]
Брак,
разумеется, немыслимый. Мне всегда казалось, что Марсию околдовали. Уродливый,
вульгарный иностранишко! Но, должна сказать, он предоставил мне полную
самостоятельность. Няньки, гувернантки, школа – всем распоряжалась я. И
настоящая здоровая детская пища. Не всякие там острые блюда из риса, которые он
ел сам.
– И вы так и живете здесь с тех пор?
– Да. Даже странно… Я ведь могла уехать, когда дети выросли
и женились… Но я, видимо, увлеклась цветами, садом. К тому же меня беспокоил
Филип. Когда мужчина женится на актрисе, домашнего уюта не жди. Не знаю, к чему
актрисам дети? Как только рождается ребенок, они тут же сломя голову мчатся
играть в Эдинбург или еще куда-нибудь, лишь бы подальше. Филип правильно
сделал, что поселился здесь со всеми своими книжками.
– А чем занимается Филип Леонидис?
– Пишет книги. Зачем – не знаю. Никто их не читает. И все о
третьестепенных исторических эпизодах. Вы ведь тоже наверняка про его книги
слыхом не слыхивали?
Я подтвердил это.
– Слишком богат, вот что, – продолжала мисс де Хевиленд. –
Когда приходится зарабатывать деньги, чудить некогда.
– А книги его не окупают себя?
– Разумеется, нет. Он считается большим авторитетом по
определенным периодам. Но ему незачем и стараться, чтобы книги его окупались.
Аристид закрепил за ним тысяч сто фунтов – нечто фантастическое! Чтобы избежать
налога на наследство, Аристид всех их сделал финансово независимыми. Роджер
заведует фирмой ресторанных услуг, София тоже щедро обеспечена. Деньги младших
– под солидной опекой.
